Джа

в принципе, вся эта жизнь – следствие одного большого мудацкого проеба. Адам накосячил, и Бог, одержимый болью и злобой, отправил его сюда. кто виноват? виноваты оба.
Адам взял щебень, камень и слюду, построил дом… к чему это я веду? ах да, дело в том, что вот ты, Джа – преемник мечты для напортачившего предка. не веришь? давай пройдемся по объедкам.

высоко сижу. далеко гляжу. демоны стремятся к мятежу. демоны помнят. демоны знают. держи красную и жуй.

я никогда никого не забываю.

вечер, заправка, bacardi с camel, со смерти Джа прошло семь лет. новый мальчик со старыми серафическими глазами будто замурован во льды планет, и сила в нем - совсем как у Спирса.
новая девочка с улыбкой Герды ютится в моем сердце и грозится выкинуться с пирса, с высотки, из моей жизни – прочь, точь-в-точь, дружище, точь-в-точь.
ночь, подземка, помятый лист, вздувшаяся венка, на листе - Его лик, и лик тот чист, и лик тот вечен, и лик тот причастен к миропорядку, царящему здесь.
у прохожего - осанка Тима и те же сбитые костяшки с, казалось бы, моими бинтами на них, моей кровью под ними, моей памятью «о» и моим отчаянием «после».
утро. Каменный. холод. у того, кто рядом - рыжина Мелли. он также ярок, забавен, молод и предан цели, он как шарнирная кукла - непонятен, центробежен, жилист, на запястьях нет штрих-кода, но я точно знаю, что путь его извилист, как у представителя своего рода.
полдень. пары. эскалатор. у девчонки напротив - совиный взгляд Пайпер и ее же война в дрожи пальцев.
вечер. театр. партер. у актрисы голос чист, как у младенца, голос тих, как у моей девочки Амели, которой до сих пор верен мой маленький полыхающий ад на кончике camelа.
мальчик-мужчина-новый Кай зовет к себе на кофе или чай, ставит Дафт Панк и говорит, что совсем не страшно умирать, страшно не знать, что да как. он еще сложит стихи о вечности, которая ему не нужна.
новый Джек говорит на совином, мол, какого, блять, рожна он встретил рожу мою в ночь Бельтайна. знаю только, что ночь нежна и покрыта тайной, а Фатум не даст ответа на вопрос о первом дне лета, когда танцуют от Темзы до Рейна или Леты. в основном потому, что он не знает и сам.
новый Джон, обернувшись знакомым лицом, говорит мне «salam, я сейчас и здесь упаду к твоим ногам, но задам пару вопросов, прошу, не оставь меня с носом. может, выпечки тебе принести, может, вина? может, памяти, где наша смерть - не твоя вина, да и в принципе ничья?»

я молчу, а память льется в три ручья.

пусти меня обратно в темноту, там мой дом, оттуда я убегать не собираюсь. вот видишь, ты Авессалом, господи, чему же я у тебя нахваталась, Джа, смотри вниз, внизу поле, в поле ржа, и это ты, пусти меня обратно, прошу, пусти, здесь, на свету, мне пусто. ты родился, по имени, не один, не однажды и с чувством, пил смерть из моих рук, обуреваемый жаждой, окрасил зубы в алый, отказавшись от кольчуг.

неужто тебе оказалось мало?

Джа, в рай нам путь заказан, ты же знаешь, удача смерти не сильней, я после каждого из вас дышала на ладан, но Смерть подала мне елей. с того света не возвращаются, а я вернулась, покоцанная, но живая, не булава, а палица.

пусть это место я и не назову раем, но мне здесь по-своему нравится.

ты, конечно, незаменим, но у нового Джа твои слова на устах, моя любовь. разница в том, что он не нашел шнурка подходящей длины и, надеюсь,
никогда его не найдет.

Стикс тебя ждет.
уходи.