Экстрим по деревенски. Проза

Разговорились мы на работе как-то про экстрим. Кто-то альпинистов помянул, серфингистов, водолазов вспомнили и этих, как их, ну, тех, кто по горным рекам на лодках спускается со шлемом на голове и вёслами машет... А я свой, собственный, экстрим вспомнила, ни с каким спортом не связанный, окромя как с бегом по пересечённой местности в ночных условиях. А было это так:
   Работал со мной в паре на шпалорезке товарищ один, не шибко старый, но и не молодой уже, двадцать лет отсидемший и благополучно из тюрьмы вернувшийся, без каких либо видимых отклонений, окромя как водочки попить. Ну очень он полюблял это дело, но на работу ходил исправно, начальство не выбешивал и бригаду нашу тоже. А мне на тот момент лет девятнадцать или двадцать было и была я тогда, как бы это помягче сказать, дура любознательная, потому что девизом моей жизни служил лозунг: всё испытать на собственной шкуре... и увидеть своими глазами....  Что я, собственно, и делала с попеременным успехом, набивая жизненный опыт всяческими способами, а иногда и  нечеловеческими усилиями - страха не было совсем, как и сейчас, за между прочим. Видимо экстрим мне на роду прописан.
   В общем, заинтересовало меня то, что напарник мой после каждой смены домой вязаночку дровишек несёт определённого размера - для обычной печи короткие, а для печки-прачки длинные, ну, я и спроси его в лоб... А он хохотнул, да и говорит:
- Телёнку печку в сарае соорудил, вот и ношу теперь - топлю, чтобы юное коровье дитя не простудилось и благополучно выросло.... Вот я и напросилась к нему на эту печку посмотреть - чисто из хозяйских соображений, а вдруг самой пригодится...
   Идём, значит. Ноябрь, холодно, темнеет рано, снега ещё нет, а земля подмёрзлая уже под кирзачами грохочет. Я тогда тоже кирзачи носила - удобно и тепло. Проходим мимо сарая с телёнком прямо в дом под благовидным предлогом: опосля трудового дня чайку испить... А к чайку и пироги на столе появилися, и грибочки солёныя, и по сто грамм для быстрейшего сугреву, и мама хлопочущая и всё понимающая:"Ну, вы тут сидите, а я... к соседке за солью побежала..."- и ушилась.
 И осталась я с напарником сам на сам в его избе, ни телёнка, ни пЕчи его сказочной ни разу не видемшая. Спрашивается: чего ради шла? Да и он мне всё это показывать не торопится, наливает ещё по стопочке, и одна его рука чокаться тянется, а другая уже обниматься лезет, и чую я, что ещё пару стопок, и до песен дело дойдёт, и до басен, и ещё до чего нибудь в планы мои не входимшее...
   Выцарапываться из этой избы надо, да не знаю как.
   Придумала причину: до ветра сходить... Вышла и ахнула - забор по периметру всего двора из двухметровых горбылин поставлен и все они так плотно друг к другу подогнаны, что даже палец не просунуть, внахлёст почти что: ни отжать, ни перепрыгнуть такой забор, и калитка на амбарный замок заперта, и назад повертаться страшно, потому как знаю, что меня там ждёт - не дура же я совсем.
   И вот так я по этому заборчику ладонями шарю, зацепочку ищу и слышу, что на поиски меня некоторые "товарисчи" подались, да голосно так:"Ну, ты где там запропастилась...?"
    А я нигде, я за домом на навозной куче распласталась, благо, что фуфаечка на мне в цвет была (тёмная), и снега не навалило ещё столько, чтоб выделяться, и морозом ту кучку сковало, хоть лицо не в дерьме.
   Лежу и не дышу, и шаги сзади меня грохочут, чуть ли не по моим ногам топчут, и страшно так - до потери сознания, и сердце в кучу, туда, куда-то вглубь импульсы подаёт: тук-тук.., тук-тук... а солома навозная те удары гасит.

Шаги сзади потоптались в недоумении, типа: куда она, мол, делася? Тело алчущее подышало и вглубь двора до калиточки подалося проверить вышепомянутую на факт вскрытия...
   А я перебежками и перескочками через огород, стараясь кирзачами по кочкам, да по пахоте не греметь, к задней стенке забора прокралась и давай там доску расшатывать.
 Откуда только и силы взялись - голыми руками отжать и не шумнуть ни разу, и в ту щель как та циркачка пролезть: сначала голова просочилась, а за ней уже и выпуклости всякие разные... Тут надо вам сказать, что в соседнем дворе охотник жил, и были у него две собаки огромаднейшие на заднем дворе друг напротив друга привязанные так, что между ними проход узенькой оставался только лишь для того, чтобы они цепями не перепутывались. Собак-то я с детства боялась, а тут куда и страх девался: руки вверх подняла и, как канатоходка, между ними, и не пошатнулась ни разу, так и прошла не дышамши...
    Потом уже, дома, дыхание восстановила, да тысячу раз своим ангелам-хранителям благодарности сказала за то, что они меня от позора спасли, а может быть и от смерти.
    Такой вот экстрим по деревенски.