Музей Евг. Евтушенко в Переделкине

М u s é e-G a l e r i e  d'Evgueni Evtouchenko

Апогей лета...
Я бреду с электрички каким-то странным переделкинским полем, каким-то буерачным полем, конечно, огороженным полем, где старые деревья дают мне пожевать своих недозрелых яблочек и велят идти дальше.  Найдя дырку в штакетнике, углубляюсь в какие-то лесопарки с нависающими корпусами, будками охранников и перманентными бивуаками.
Всё страшно озаборено, иногда двухъярусно озаборено; обочины дико замусорены. На улицах и проездах попадаются только машины, велосипедисты и пешие тюрко-таджики.
Но—о чудо!—моя мечта исполняется: на какой-то подзаборной свалке побеги дичающей (cадовой?) земляники. Я  з а п а д а ю:    плодики сладкие, иногда обглоданные, иногда прямо с въевшимися насекомыми, придающими тающим во рту земляничинам тараканий, клопяной или муравьиный вкус.
По наитию выхожу на шоссе; даже    м а г а' з и н   попался, уже не сельпо, как в доконтрреволюционное время, но по-прежнему, ни фруктов, ни овощей, ни рисовых крекеров.
О счастье! Указатель к музею Е. А. Евтушенко! Ведь я чешу пешкодралом куда глаза глядят, без карты и памяти нашего визита четвертьвековой давности. (С географами Мишей Сигаловым и Лёшей Овсянниковым.)
Я единственный посетитель. К моему вящему неудовольствию, мне дают экскурсовода; а я-то хочу просто сам воззреваться на коллекции. Но женщина старается и даже предлагает  оставить запись в книге отзывов.
Я пишу:
«Давайте развернём кампанию по очистке переделкинских перелесков, полян и парков от мусора. Посёлок дико засорён.
А музей замечательный; он демонстрирует внимание к людям разных страт и во многих измерениях.

Дали нам Тартарары́*
Рифмача большой игры.

Он и совесть, и талант,
И премного бонвиван.

Рассекречивал кошмар
И сумел вздеть ''Бабий Яр''.

Посему велик поэт,
И ему мой пиетет.

А ещё и хокку на английском.

Too many summers...
Yet his museum's rain spout
Makes a new song.**»

Я помню дачу Евг. Евтушенко четверть  тому назад. Во дворе какая-то бабурга отчаянно клеилась к Евгению.***
А теперь на участке музей. И овечка Кадишмана, и Шагал, и Пикассо, и Сикейрос, и Шемякин, и Миро, и Леже, и Бен Шан...
И портреты самого поэта.
И Борис Шаляпин его изобразил, и Ника Сафронов...
Но Евгений ценит, по словам куратора музея, портрет работы Гретти из Иерусалима.


*)    Тартарары'—название Сибири на старых картах.
**)   Евгений Александрович теперь преподаватель в США.
***) [За несколько лет до того произошла потасовка в Гарварде, прямо на выступлении Евг. Евтушенко; поклонники и противники его творчества, к моему вящему удивлению, схватились не на шутку. Но была ещё одна доисторическая привязка: полвека тому назад, когда я спросил у Евгения, почему уехал Гевара с Кубы. В 2014 году на встрече в Гоголь-центре я опять спросил Евгения Александровича, но он забыл свой ответ конца шестидесятых годов...]