Эшелон

                Пешим шагом солдат, полуторками, гусеницами танков и эшелонами днём и ночью двигались тяжкие военные будни. В противостоянии с сильным врагом  произошёл так долго ожидаемый перелом, наши армии стали, наконец-то, по всем фронтам наступать. Эшелоны с вооружением и солдатами теперь шли только на запад. Один из таких эшелонов то полз, то бойко постукивал колёсами по звонким рельсам, навёрстывая минуты особенно драгоценного на войне времени, потерянные из-за ежедневного перегруза рельсовой дороги. Пути были забиты, поэтому никто в эшелоне не удивился новой вынужденной остановке. Из вагонов, как спелый горох, посыпались солдаты, поблёскивая на полуденном солнце бляхами ремней. Толпу встретила грязь на побитом снарядами и бомбами перроне. Скучая, бойцы бродили близко от состава, разминаясь и разглядывая небольшую станцию. Иные, открыв для себя островки зелени, опрокидывались со смехом на немятую густую траву и, приятно потягиваясь, лежали, отрешённо оглядывая синее небо.
        Эшелон шёл к Курску. Настроение солдат было похоже на сплошное месиво: и приподнятый дух перед новым наступлением , и тайные предчувствия, и тоска по близким, и боль случившихся утрат.
         Четверо солдат перекусывали сухим пайком, сидя под деревом на траве. Заграничная тушёнка и сухари на воздухе уплетались аппетитно. Мимо них прошёл железнодорожник; увидев  пиршество, он посоветовал бойцам посетить базарчик, где женщины продают свежий лук.  Представив лучок с белоснежными головками, солдаты, как по уговору, проглотили слюну. И, смеясь, стали из карманов мелочь выгребать. Набрали с горсть.
           Они были приятели. Познакомились при формировании. Трое из них - уже бывалые  вояки, отправленные на фронт из госпиталей, четвёртый  был почти подросток. Он ехал на фронт добровольно,  и его друзья всё дознавались, сколько приписал он себе  - год,  два, чтобы не погнали его из приёмной комиссии.  Сероглазый, кудрявый, он краснел от шуток на женскую тему, никогда не унывал, потому что его ещё не трепала жизнь, короче, по всем признакам был ещё зелёный пацан. И трое приятелей  его взяли под крыло, оберегая от грубости старых вояк, нигде и никому не давая в обиду. 
           Вот он то и вызвался слетать за лучком.  А троица  достала махру и стала поджидать молодого, покуривая лёжа. Прошло время, а солдатик всё не приходил. Неожиданно засвистел паровоз,  как бывает перед отправкой. Но поток кителей и выцветших гимнастёрок, подавшись было к составу, вдруг замер, и, покачавшись на месте, потёк к вокзалу. Трое приятелей направились туда же.  Там  они увидели уже образованное  военными гимнастёрками живое кольцо, в центре которого было что-то, снаружи невидимое.  Переглянулись тревожно приятели, в глазах   нехорошее предчувствие. И, когда с трудом протиснулись, то увидели то, что подтвердило их предчувствие и привело троих, повидавших в жизни немало смертей, в ужас: по-детски откинув юную голову, на перроне лежал их приятель. Струйка крови сочилась из виска и текла по неестественно бледной щеке. Карие глаза смотрели неотрывно на друзей, как бы прося защитить, но  были  неподвижны. Разорвав толпу, к трупу подбежали санитары с носилками.
             Вскоре  весь эшелон узнал о случившемся. Произошло вот что. Пройдя ряды торговцев, юный боец не увидел зелени. "Разобрали уже, " - подумал он.  Повернувшись, чтобы идти обратно, он, и сам не зная, зачем, остановился у группы людей, спорящих о чём-то. Прислушался. Баба в цветном сарафане отказывалась уступить жаренную курицу за предлагаемую ей сумму. С нею торговались двое: небритые в потрёпанных пиджаках мужики. Они грубо настаивали на предложенной ими цене.  Юноше сценка показалась потешной. Тряхнув в кармане копейками, он задумал позабавиться. Оттолкнув плечом низкорослого  забулдыгу, он с деловым видом  стал прицениваться к курице, как бы желая купить её. Но тут же услышал: "Иди,  куда шёл, молокосос!" Один из забулдыг подтолкнул юношу. Не осознавая, с каким он отребьем связывается, юный боец схватил грубияна за воротник. И  вдруг получил удар по голове от его спутника. Удар был неожиданный, при этом,  такой сильный, что вблизи стоящим бабам отчётливо послышался хруст кости. Оказалось, что ударил мужик юношу разряженной ржавой гранатой, вытащив её из кармана.
               Скрыться забулдыги не успели, были тут же задержаны  патрулём.  Теперь сидели они, уже порядком побитые, в комендатуре, что при вокзале. Оказались они местными бродягами без каких-либо при себе документов. Подобные личности в освобождённых от немцев районах были не редкостью. Трое друзей, в себя едва пришедшие от потрясения,  стоя у вокзала, громко требовали сейчас же передать им убийц. Толпа солдат гудела тут же. И когда прозвучал приказ: " По вагонам!", ни один солдат не тронулся с места. Чтобы успокоить чуть ли не взбунтовавшийся полк, на крыльцо вышел комендант и объявил, что убитого солдата похоронят  как положено, а убийц строжайше осудят. Но толпа, выслушав, продолжила шуметь. И офицеры с солдатами заодно. Тогда двое - командир полковой и комендант - о чём-то, стоя на крыльце, тихо пошептались, явно споря. А полк продолжал гудеть. И вот смертельно бледных и растерянных мужиков вывели из комендатуры. Дрожащих, как лист осиновый, их поставили к забору, а побледневший больше них комендант торопливо достал из кобуры свой "ТТ" и, не зачитывая приговор, выстрелил в упор два раза.
                Полк погрузился в вагоны, эшелон отбыл из станции в сторону фронта.