никифор молочков вспоминает свою прити

Домик наш не тот, что прежде,
Но тебя всё также жду.
Если хочешь, я надежду
Вместе с домиком сожгу.

Nik («Я ёё любил…»)

 
Её девичьи милые уста
Не прочь отведать сало и картошку.
Она – грешна, возвышенна, чиста,
И в том она – Ахматова немножко.
И я теперь о Конкиной Наташе
С восторгом говорю: «Какая няша!»

Nik («Сонет о Конкиной Наташе»)

 
Никифор Молочков писал о поэтессе:
«Нежна. С красивым маленьким плечом.
С умом, что гибкостью сравнимый с кирпичом,
Цветок угодничества и адепт регресса…
Но если бы мне сбросить лет так двести,
Забила б прана… по трубе ключом.
И мы бы подпирали Гималаи,
И, может, даже сдвинули бы их…»
Но стоп. Читатель недоумевает:
Лет двести? Гималаи? Автор – псих?
Никифор – славянин, гроза всех русофобов,
Защитник женщин, уток и стихов,
Не в Гималаях стаптывает обувь
И дом его – бревенчат и дубов!
Всё так и было, мой читатель пылкий:
С женой, Надеждой Молочковой-Шланг,
Спокойно жил поэт. Но тут Кобылко
Анна Андреевна дорогу перешла.
Её глаза, её пристрастье к салу,
Стихов немало… По ночам коньяк –
Никифора всё жгло, томило и пленяло.
Ахматова немножко. Это знак.
Я твой немножко Гумилёв, немножко…
Кто там ещё был у Ахматовой? О, чёрт!
Надежда дома жарила картошку.
Она её то жарит, то печёт.
За три квартала ароматом поражён,
Никифор пил, задумчив, утомлён:
Будь проклят институт домашних жён!
Халаты, тапочки, пельмени и картошка.
И, пусть в халате над пельменями сидел,
Поклялся он «Ахматовой немножко»:
«Сожгу надежду вместе с домиком. Предел.
Свидетель – Бог».
Не стало домика с надеждой… Может, сжёг.
А, может, выкупил какой европофоб,
Какой-то коренной, черноволосый,
С горбатым носом,
И водку продаёт народу чтоб…
А для чего – никто уже не знает.
Все просто пьют. Патриотизм пылает.
Внезапно сник поэт. Людей стеснялся,
Милиции чего-то избегал.
С Анной Андреевной расстался.
Легли снега.
…И через пару лет
Находит в Индии Никифора аскет:
Где Брахмапутру горы порождают,
Сидел он в позе казака Мамая,
Но врать не буду – без бандуры был.
Поэта красноточечные лбы
За гуру приняли: куренье табака,
Привычные с утра интоксикозы
Никифора состарили слегка.
Он был серьезен.
 
Теперь размяк. Спокоен. Не кусает,
Как раньше, карандаш. Весною с Гималаев
Летят, летят листы черновичков.
На каждом – слово «няша» на санскрите.
Индусы знают: пишет Молочков.
И улыбаются,
Как в Болливуде Прити.