Я тебя ждал

Очень важно вчитываться в каждое слово, рисуя в воображении происходящее. Может, придется даже перечитывать каждую часть несколько раз до того, как приступить к следующей. А когда после прочтения все останется в памяти и анимацией, и эмоциями, можно по порядку послушать треки, которые шли на фоне (или не шли, если мешают воспринимать), и прочувствовать это снова уже без текста.
1 Cocorosie – Candyland
2 Cocorosie – Lemonade
3 CocoRosie – Smokey Taboo
4 CocoRosie – The Sea Is Calm
Последние две строфы CocoRosie – Werewolf
Я даю материал, работа с которым может быть настолько обширной, насколько читатель (или даже зритель) захочет ее такой сделать. Но быстрым прочтением здесь не обойтись: пустым звучанием пройдет мимо.

Я тебя ждал.
Как мальчонка, бродящий под окнами
С вопросом, не выйдет ли скоро друг.
Нам бы мяч погонять, поглазеть на крохотных –
В деревянной коробке, лечь в одуванчиков луг,
Поджигая головки или пуская по ветру парашюты,
Представляя: на них стремятся к земле военные,
Падая, ищут друг друга, окликают да шутят,
Мол: «Живы, братцы! Живы, не пленные!»
И смеются, мы тоже – с ними смеялись бы, но…
Стук камешка: от ботинка к асфальту, повторно…
Руки за спину, взгляд повыше: знакомые надписи,
Кое-где замазанные, кирпичи, занавески, стекла…
Окно, изнутри прикрытое тканью.
Ты из него махал, спускал на веревочке самолеты,
Ловил бумажные (на попытку –дцатую,
А соседки жаловались: супы, испорченные полетами,
Прически, напуганные младенцы…), помнишь?
Солнце закатами обращается. Нам бы выбежать,
Детективов выдумать иль охотников, на помощь
Гражданам успевающих; НЛО, привидения, нижние
(Кто подземные), демоны, Ктулху; пиратские
Группировки, в команду нас взявшие, – все это
Освобождение духа, фантазии, доверие братское.
Разговоры, что в домике летнем,
Шалаше и лесистой круче,
В снегах, средь морей – да всюду!
И чтобы опасности мучали,
И чтобы покой, чтобы волшебные блюда,
Чтобы больше диковинных замков,
Чтобы меньше привычного гнета,
Чтобы за рамки, за рамки, за рамки!
«В дверь звонят? Кто тут?»
«Добрый вечер. Мне бы проведать… Можно?»
«Извини, его лучше не беспокоить», -
Слова, что пропитаны жалким смирением, ложью,
Я же чувствую! И его чувствую, через бетон. Откройте!
Влечу в пространство хандры болезненной, нам же
Пора, нас в парке беличьи семьи ждут, огни
Не разгорятся на жертвенниках, а души павшие
Сил не найдут подняться. Они не одни! И он не один!
«Ладно, зайду попозже. Передайте, что был».
Пересчет ступенек, прочь от жерла подъезда,
На площадку, на самый верх паутинки: не уплыл
Корабль, мачта крепка, как прежде. Всему свое время и место.

Так и тянулись каплями ситничка дни. Сегодня
Я не уйду до ночи. Сумка, цветные мелки, серьезность.
Мне хватит смелости все открыть, как исповедь, в коей,
Сердечной, не стыдно сознаться. Я черчу. В гнездах
Копошатся птенцы, прохожие обступают, внимая усердию,
То и дело соседский взор останавливается на наружном:
Внутри будто скребется что-то, стынет кофе, передняя
Исчезает, спальня, ванная, и существенна только кружка,
Место кухни у подоконника, где обострился трепет
Ностальгических чувств, где самого духа пение слышно.
Ладони теперь – как будто я пек пирожки из радуги. Согретый,
Улыбаюсь. И ты улыбнешься так же, когда расскажу, что крыша
Являлась приютом небесным жителям, а топливо их ракеты
Разводы оставило переливчатые в нашем дворе, как спасибо.
Кстати… Пачка бумаги – здесь, браться пора за билеты
В мир чудес и фантазмов. Загибаю по линиям, измеряю силы.
Тебя ждут! Местность заполоняют белые, крупные
Снежинки, бьются в стены, стекла… в твое окно истребители.
Давай же… Слышишь? Хоть бы еще попасть! С попутным
Воздушным потоком мчатся, напоминают жителю
В заточении об особой азбуке. Еще! Выбирайся, ну же!
Весь двор засыпан попытками, зовущими и кричащими, –
Океан соберется из каждой бумажной лужи
К нашему отправлению. «Объект захвачен!» –
Кричу и отхожу подальше. Не оборачиваюсь.
Ни один человек не заметил, но я знаю:
Ты отогнул занавески край, прочиталось
Мое послание.

Сижу на скамье, что-то меня на ней держит.
Читаю книгу. Уловил шелестящий звук, а вот –
Зов. Меня. Женский голос. Значит, это?..
«Я тебя ждал». «Привет... Мама, я сам. Готов».
Уходит. Здесь только мы: я, ты, коляска и Наше
Светлое Воскресение.
Знаешь, что будет дальше?
«Поехали!»
Мы снова бежим. Я веду тебя, разгоняемся.
Мимо – переулки, шоссе, мостовые, улицы.
Сзади – тяжесть кислотная брошена. С нами – памятное,
С нами – живое, светлое, неукротимое. Верно, сбудется
Не одно предсказание и предчувствие. Мы
Пропитаны ветром, мы наполнены нашей свободой,
Мы – бродяги неисправимые в мире правильных. Валуны –
Нам друзья, те мудрые, сведущие, просвещенные, своей породы.
Мы воители, преданы до посмертного. Негласною клятвой
Живет наш полет, несемся! Все голубиные стаи – страйками.
Мы орлы, мы волки, мы гризли, тотемами кости стали. Жатва:
Соберем мысли нажитые, пустим на волю птицами, шайками
Объединятся да сотворят искусное, фракталами разрастется
Деревце их воздействий, что прекрасно. У железной дороги
Отдохнем, помашем самим себе из прошлого, разобьемся
Будто бы в вечности, помолчим. Рассыпается стог за стогом,
Размягчаются стебли, пишут пространство Ван Гогом.
Холстом Айвазовского станет озеро, дверь зеленая приоткроется,
Та, Уэллса, дизельпанк образует скрежет, и от космоса – к Богу…
Идем. Плечо к плечу. Каждый в себе витает, но под единым солнцем.

Новое время суток. С возвращением в старый двор.
К месту под деревом приближаемся. Остановка внешнего,
Это внутренний диалог и только его процессы. Разговор
По душам о том, что пронзает нервы, оканчивается надеждой.
«Я пробую двигать пальцами». Ползут струйками муравьи,
Укутана в сумрачный воздух береза, цепями скрипят качели.
«Я хочу жить». Пыль на асфальте смешана с листьями. Три…
Вспорхнула пара пернатых. Два… Касаюсь тебя... Стемнело.
На миг беззвучие воцаряется, бездыханно все, обездвижено.
Но как ливень – стеной – растворение:
Камни ближайших домов улетают в небо, листами книжными
Поворачиваются пласты дорожек, паутинка – в щепы, кручение
В облаках, крутит все красками, кистью, вольной рукой художника.
Мы сидим рядом, и целы конечности. То было – сердце.
Маковым полем кровь разлилась, захватила долины, позже
Сковала стремления, веру, суть наркотическим корнем инфекция.
«Ты вспомнил себя, приятель». Достаю мелок, половину
Протягиваю. Пишем, рисуем, ведь это – радужное. Шаги…
Парк, пряные желуди, лисьи норы, белки, чужие спины.
Шаги… Я – это я, ты – это ты. У «Бурного моря» сидим,
Не то узники вод, не то спасшиеся. Может, на дне уключины,
Но весла еще при нас. «Давай покормим уток и пойдем,
Погреемся». «Да». «Знаешь, оно придет – то, что зовется будущим,
Если ему открыться. Все мы – дети собственной жизни, берем,
Отдаем, играем и мыслим нарядными колокольчиками. Ты
Одолел свою боль, потому что к любви чувствителен…» Мыс –
Доброй на картине, теплом исходят обои от нежной ладони. Плыви.
Чая пар наполняет комнату, сочится в непокрытые окна, чист,
Он пускается в пляс, ввысь.

Я ждал тебя, улыбнись.

Keihne.
06, 13.07.16