Двадцать третья осень

Двадцать третья осень. Самое интересное только на старте, прошлое стерто, настоящее на рестарте, город окутан смогом, вечером, тучами, людьми нищими, благополучными, звуками воющих поездов.
Стоило встретить столько лиц, обкатать десяток городов, чтобы выдохнуть и сказать: «Готов!», чтобы выпить залпом, волосы замотать на затылке, а потом быть в объятиях слишком пылким, а потом выплевывать холод из ребер, давиться слюной.
Хотелось бы пожаловаться маме и папе: «Миленькие, тут на каждом шагу столько дядечек стареньких, с бесом, чертовщиной в ребре, со взглядом усталеньким, или южные удальцы, которые, впрочем, такие же, смотрят на тебя как на сочный жирный бифштекс».
Если не было столько силы воли, навалился бы стресс, мимо прошел прогресс, прямо и поперек переехал ночной экспресс. Вот хохотал бы друг мой удаленький!
«Миленькая моя, маленькая» - склоняю голову маме на грудь… «Соберись, тряпка, выбрала себе путь, теперь иди стойко, живи метко, смейся громко!».
Хочется плакать и вопить, мол, хотелось укромно, тихо, спокойно…Друг посмеиваясь говорит «Отдохнешь на том свете, пока силы есть нужно до изнеможение дрессироваться! Некогда читать, писать, некогда говорить! Все это ерунда, юная деточка! Нужно брать лопату, прокладывать себе путь, рыть, а иначе развалишься, развинтишься, лет этак через пятнадцать…».
Мне сейчас всего чуть за двадцать, у меня двадцать третья осень на дворе. У меня город чужой, скрежет трамвайных рельс, выдержки из несыгранных пьес, сердце еще исколотое, тонкое, а вытягиваться надо струной.
Друг мой, птенчик мой, приходи, да еще напой, сколько в этом городе буду еще чужой, сколько рукопожатий останется за спиной…Ну а в прочем Бог и с тобой, главное двадцать третью осень пройти с гордо поднятой головой.