Пустой дом

Двери распахнулись настежь. И – никого … Старый заброшенный дом, где по ночам прячется ветер, где остановилось время. Дом, где давно никого не ждут. Барабанная трель дождя рассыпается по крыше и скатывается в заросли крапивы, за которой уже не видна калитка.
Только птицы по весне возвращаются сюда. На старом тополе – видавший виды скворечник, на берёзах расселись вороны, по свежевспаханному полю важно разгуливают грачи, а в зарослях ивняка прячется иволга. Птицы прочнее, чем люди, привязываются к родине – её лесам и перелескам, к родникам и затянутым илом болотам. Вот и рождается на рассвете у заброшенного дома лесная симфония. И неважно, каким голосом кто поёт, если каждый слышит друг друга…
В распахнутые окна  заглядывает туман. Сворачивается клубочком у края подоконника и становится почти невидимым. Но я-то знаю, что  туман притаился здесь и ожидает рассвета. Дом наполняется прохладой, горьковатым привкусом пижмы, распустившейся у заброшенного колодца. Легковесны и быстротечны  летние туманы, спешащие из сел и городов на простор, к воде, и лишь в старом доме задерживаются надолго. Только  к полудню туман  исчезает, растворяется в воздухе, оставляя на подоконниках сверкающие капли. Подкрадется к ним солнечный луч, и  исчезнут последние следы утреннего чуда.
…У калитки старого дома трава пожухла. Осень  сплела из березовой россыпи кружево, и первые листья клена слетают желтыми бабочками, чтобы вспыхнуть затем под солнечными лучами оранжевыми  созвездиями.
И однажды, когда на рассвете в открытую дверь постучится зима, старый дом притихнет. И с грустью пустые глаза окон будут смотреть вдаль на замерзающий лес, где дрожит на ветру одинокий кленовый лист, туда, где скрывалась последняя вереница журавлей. Скрылась, чтобы возвратиться…
Возвращаются снега и дожди, возвращаются птицы, рассветы и закаты. И  люди возвращаются тоже.

Только нужно очень ждать.