Чайка Чехова

               
Я у моря живу, в двух шагах от него, в полквартале.
Я влюблён в его чаек – такая парящая стать!
Мне приснилось вчера, что все книги мои расхватали
и меня все издатели ищут, чтоб переиздать.

Я заметил давно, что мечты все живут в сновиденьях
и легко в них сбываются – это привычно уже,
и когда выхожу на росистой заре в новый день я,
вижу чаек над бухтой и чувствую лёгкость в душе.

Хорошо-то как, Господи!  Время цветенья каштанов!
Я пойду на Пушкарь*  по родной моей Боткинской-стрит,
там, слегка подшофе, на скамейке сидит Ваня Жданов
и живой Сергей Новиков что-то ему говорит.

В Ялте столько поэтов! И каждый почти уже классик!
А дорога в Поэзию, кто б что ни думал, – крута.
За Парнас весь смолчу, но на крымский наш местный Парнасик
я и сам залетал, ну скажу я вам, – там теснота!

Я люблю наблюдать, как сгущаются краски заката,
как светлеет над морем за миг до восхода с утра,
и не зря чайка Чехова села на занавес МХАТа,
нашим ялтинским чайкам родная по крови сестра.

Мы портвейна возьмём, нам не хватит рубля на мадеру.
Ялта к нам благосклонна, здесь помыслов наших среда,
нас Любовь и Надежда порою обходят, но Веру
закадрили мы прочно  и с ней неразлучны всегда.

 В чебуречной у порта  накурено, но и уютно,
Могаби в лохмах тучи, она ей заместо дохи,
белый лайнер у пирса, и музыка льёт из кают, но
не до музыки нам, если Ваня читает стихи.

Дует ветер с плато, пахнет он чабрецом и душицей,
кто-то вялит ставридку в окне на шестом этаже;
если город любимый во снах наших снится и снится,
значит, городу тоже мы чем-то пришлись по душе.

И когда ему больно, нам тоже, конечно же, больно,
нету боли больней – это с нами пребудет всегда,
коль на занавес МХАТа слетела паряще и вольно
чайка Чехова, чтоб не черствела душа никогда.

  *  Пушкарь – местное название Пушкинского бульвара.