Бенефис автора. Айк Лалунц

Уважаемые  авторы!
Представляю  нового победителя лирических конкурсов - АЙК ЛАЛУНЦ.
Вот что удалось узнать о ней, написано с её слов.


 "Ну, в общем-то, ничего интересного, обыкновенный человек из глубинки. По образованию историк (УрГУ, истфак), по призванию и месту работы тоже. По убеждениям – интернационалист. На данный момент сельский учитель, ну и житель, разумеется. Обожаю свою семью. Очень люблю кошек и собак и остальную живность (кроме змей и прочих пресмыкающихся). Туристка и КСПэшница, сейчас в основном занимаюсь сплавами на катамаранах. Ещё люблю велосипед и лыжи. На гитаре сейчас почти не тренькаю, только детей учу играть. Сколько себя помню – столько и пытаюсь рифмовать. В детстве, помнится, одно время запросто разговаривала рифмованными строчками. Ещё в детстве просто зачитывалась книгами, перечитала всю зарубежную и советскую детскую классику, Крапивинским книгами просто бредила, а с 15-летнего возраста обожала произведения Томаса Манна, к 17 годам прочла его длиннющий и достаточно сложный роман «Иосиф и его братья» (самое смешное, что тогда он мне сложным не казался). Чем сейчас люблю заниматься? Вырезать из бумаги снежинки и вырезать скульптуры из дерева – вот такие крайности. Почему юношеское фото на страничке? Да просто для моих университетских друзей, оно как пароль, по нему меня сразу узнают.)))

Ах, да, настоящее моё имя – Елена, а отчество не скажу, и нынешнюю фамилию тоже, и родную фамилию, само собой. Пусть я здесь буду Айк Лалунц (кстати, Айком меня хотел назвать папа, потому что ожидал мальчика, но не получилось), а Лалунц – фамилия моих давних предков.

Ну вот, вроде бы всё.)))"

Живёт  Лена на Урале, есть муж и дочки.



Ну, а теперь её стихи!



1.В этом зимнем лесу

В этом зимнем  лесу,  в заметённой по крышу избушке
Веет сказочной тайной и тихо мурлыкает кот.
Новый год на носу, серебрится луны четвертушка
Сквозь  узорно-хрустальный   морозный  оконный  обвод.   

Мы уже сотню  лет, со вчерашнего дня, между прочим,
Обживаем  с тобой  этот маленький дом лесника,
Сам-то он,  этот  дед,  в кой-то век  в санатории в Сочи,
Ну, а мы за  него  в  этой сказке пребудем пока.

Холода  за окном. Ты  подкинул поленьев  в печурку.
Дом умерил  ворчанье скрипучих своих половиц.
Здесь мороз нипочём. Млеет кофе в серебряной турке
И пыхтит старый чайник. А ты - словно сказочный принц.

Милый  наш котофей   всё мурчит и  мурчит  домовёнку,
Что  видать  пироги  намечаются  нынче всерьёз.
Ты наклеил  цепей и других украшений на ёлку,
И  настриг  из фольги  золотых и серебряных звёзд,

Мишуру принесу,  мы развесим   на ёлке игрушки.
За окошком звезда  озаряет  небесную твердь.
Новый год на  носу. Золотятся  в печи  постряпушки,
И, Бог даст, никогда мы уже не расстанемся впредь.



2.Цинандали

Здесь такие солнечные дали,
Словно золотистое вино!
Вот  уже неделю в Цинандали
Мы гостим у дедушки Вано.

И почти что всю неделю эту
Давим вместе с дедом виноград –
Драгоценный  дар  тепла и света,
Лучшая отрада из отрад.

Дед твердит, чтоб больше винограда
Ели мы, чтоб наедались впрок.
Мы уже объелись до упаду,
Но ещё пытаемся чуток.

Липкий сок густеет под лучами,
Мы с братишкой в соке, как в броне,
Нас  потом  бабуля моет в чане,
Повторяя «Шени чири мэ».

У соседей, скинувши сандальи,
Давит гроздья сверстник Тариэл.
И во всех усадьбах Цинандали
Не сыскать пока важнее дел.

Бабушка Маро готовит ужин,
Ароматы будоражат нюх.
Ну, а в них  вплетается   к  тому же
Сладкий  терпкий  виноградный дух.

К вечеру подтянутся соседи,
Ближняя и дальняя  родня,
Чтобы окончание отметить
Долгого  натруженного  дня.

Но  они обмолвятся едва ли
Как даётся  им  вот  этот дар,
Будь благословенен "Цинандали" –
Золотой божественный нектар.


Шени чири мэ - по-грузински "твои беды мне"



3.Почаёвничаем. Диптих

1.
Я сегодня поставлю тесто в старой бабушкиной корчаге.
За  окном  темноты  завеса  оттенит белизну снегов.
И примчится  вприпрыжку  детство, и прижмётся к моей  собаке,
И  с ногами залезет в кресло в ожидании пирогов.

Напеку пирогов побольше – сдобных,  пышных,  с начинкой разной.
Так на бабушкины похожи! В пудре сахарной, как в снегу.
Чай дымится, варенье в плошке, всё вокруг словно в старой   сказке,
И,  конечно, собаке с кошкой тоже  выдам по пирогу.

А  ещё затоплю камИнку, ту,  что  сотню лет не топили,
И тихонечко,  под сурдинку,  затрещит в ней огонь живой.
И опять зазвучит пластинка. И закружатся по квартире
Детства  радужные  картинки тёплой   радостной   пеленой.   

Полыхают  поленья  в  печке. Домочадцы  сидят   за  чаем,
Пар над чашками вьёт колечки, а за окнами  снегопад.
И запрыгнет мне кот  на плечи, и собака ответит лаем.
Вот  таким будет  этот вечер, как тогда, много лет назад.   

2.
На полу половики, на столе скатёрочка,
Тают зимние деньки  сахаром в чаю.
Жаром пышут пироги с золотистой корочкой,
Ешь давай, а я таки чаю подолью.

Вечереет.  Зимний свет за окошком  стелется,
Оттеняет синевой  белые снега.
Растворился  в темноте  силуэт  поленницы,
И мороз,  само собой, поприжал   слегка.

А в дому у нас тепло  от печи натопленной,
Абажурчик над столом солнышку под стать.
А за кухонным окном снег  персоной  собственной
Вьётся с ветром заодно так, что не унять.

Вот ещё один пирог испечётся вскорости,
Ты,  давай, ещё поешь,  я чайку налью.
Ох, воды-то на глоток,  вся иссякла полностью,
А считали: "Выпить где ж целую бадью?"

Ты наденешь, хошь ни хошь,  валенки с галошами
Да с бадейкой за водой  выйдешь  из сеней,
А луна, что медный грош, снегом припорошена.
Погоди, и я с тобой, вместе веселей.

А потом за стол  опять  к самовару дедову,
Чтобы зимние деньки  таяли  в чаю,
Чтобы душу согревать тихою беседою.
Ешь давай, а я таки чаю подолью.




камИнка - так по-уральски называют печку-каменку.





4.Суну ноги в валенки

Суну ноги в валенки и айда на горку!
Ах,  какая горочка  там   на   берегу!
Чую, что устроит  дед  мне большую порку,
Раз  удрал без спроса я….  Чую, но бегу.

Там весь класс давно уже и игра в разгаре.
Даже  глянуть боязно  с крутизны такой.               
Но  сигаем всё же мы  с другом Петькой в паре,
Вслед за Ванькой Зотовым – мелкою шпаной.

Будь спокоен, Ванечкин, мы не лыком шиты!
Перед нами нечего корчить короля.
Вместо санок мчит с горы старое корыто,
Седоков непрошеных скинуть норовя.

Как несёмся бешено! Только  посвист ветра,
Только вихри встречные лупят по щекам,
Ну, а эта горочка, аж, с полкилометра,
Так,  во всяком случае, думается  нам.

Нараспашку курточки, набекрень ушанки.
Съехали!  Ух, здорово! И бегом наверх.
А с горы летят уже санки и ледянки,
Кутерьма весёлая, залихватский  смех.

Эх, стемнело быстро как!  И метёт, и вьюжит.
Да и что-то холодно сделалось притом.
В толстом слое наледи и в снегу к тому же
Вваливаюсь в избу я,  словно снежный ком.

Дома печка топится, и шкварчат оладьи,
Мама напекла уже   гору  пирожков,
Улыбнулся дедушка, по вихрам погладил,
И вручил мне парочку вязаных  носков.

Эх,  ремень дедулин я зря,  видать,   запрятал,
(не грозит сегодня мне эта вот  напасть).
Не  иначе   дедушка тоже сам когда-то
Был  любитель   с горочек  покататься всласть.



5. Храм на Нерли

Белоснежной  лёгкою  игрушкой
От сует извечнейших вдали
Примостилась на холме церквушка
У спокойно дремлющей  Нерли.

Чем же этот храм тревожит душу?
Что ж такого вдруг в его красе?
Неужели  не найдётся  лучше
Храма в среднерусской полосе?

Может быть и есть. Не в этом дело.
Но вот здесь  мы  внемлем чуть дыша.
Здесь  в  самих  себя   глядим  несмело.
Здесь щемит и плавится душа.

Простота и совершенство линий,
Свет  небесный в чистых голосах.
Это грусть извечная России,
Это память о её сынах.

Светлый образ в ярком поднебесье –
Белый голубь, тишь и чистота...
Что же всё же будет с нами, если
Вдруг исчезнет это без следа.

Но забвенье не страшно, покуда
(Даже посреди сплошного зла)
Это белокаменное чудо
Смотрит в воду, будто в  зеркала.

И  когда меня бы ни спросили,
Где бы, на каком краю земли:
– В  чём душа пресветлая России?
Я отвечу – в храме на Нерли.



6.Снежная канитель

Сижу и маюсь дурью по мнению соседки:
«Все вечера впустую –  не шьёшь, так хоть вяжи»,
А я  всё...  выстригаю снежинки да виньетки,
Зачем –  сама не знаю,  так  просто, для души.

Ворчит супруг с усмешкой: «Добавила сугробов.
Ты хоть чуток помешкай –  замаялся грести».
И то ведь, в самом деле, он постоянно в робе.
А на дворе метели уже недели три.

Супруг мне: «Эй, Снегурка,  здесь кажется за вами,
Приехали   из  «дурки»,   ну что, скажи, впускать?»
А я стригу, одно что,  снежинки вечерами,
Их скоро можно почтой на Полюс высылать.

Супруг опять смеётся: «Настригла снегопаду.
И что тебе неймётся, ведь Новый год прошёл.
Раз настригаешь снега – давай хватай лопату,
А я пока, коллега,  сварю для нас крюшон».

«Мой друг, крюшон не варят.  Мы  обойдёмся чаем,
Шиповника запарю,  стряпни подам к столу».
«Вот ты опять, родная,  идею  упрощаешь.
А,  впрочем,  принимаю!   Иди,  бери метлу».

Смеёмся и выходим снега грести у дома
(Откуда  наметает?  Не приложу ума),
Вот всё очистишь вроде,  а он уже по новой,
Знать,  у зимы хватает запасов  в закромах.

И  нет уже вопросов, и нет уже сомненья
Что  снег  первооснова  и сказок, и  чудес.
Завалимся  с мороза  в  отличном  настроенье
И  всё,  что есть съестного, сметём в один присест.

И всё опять по кругу:   трещат поленья   в печке,
И  за окошком вьюга   не  убавляет  прыть,
Разлил  густую синьку  над миром  снежный  вечер,
Я сяду за снежинки,  а муж метлу чинить.




7.Факир и волшебник вечер

Факир и волшебник - вечер         
В чернильном явился фраке.
И море тихонько шепчет
Нам ласковый нежный блюз.
Мы кружимся в странном танце
По берегу цвета  хаки,
И с ног  всё слетают сланцы,
Как  лишний  ненужный груз.

Таинственным тёмным зверем
У ног распласталось море.
Мы ловим  упругий   ветер,
Настоянный  солью  брызг.
Нам кажется – мы  взлетели
Над миром чернее смоли!
Мы - чайки   на  самом деле,
И сланцы слетают вниз.   

Как будто огромный веер
Бросает  порывы бриза
На скалы,  на  сонный  берег,
Что где-то внизу притих.
А мы всё летим,  упрямцы.
...И бриз обдувает  лица.
И волны полощут  сланцы,
Но дела нам нет до них.

Быть может,  приснился этот
Волшебник в чернильном фраке.
Быть может, всё было бредом
Горячих шальных сердец:
Полёты и эти танцы…
Но   вот,   почему же  таки
Запомнились эти сланцы
И моря чуть слышный плеск.




8.Серёжка

1.

Старый сад, сторожка да дорожка,
Абрикосы, яблони, фундук.
Проживает здесь мой друг Серёжка
Самый лучший, самый верный друг.

Дед его,  Игнатий,   добр и весел,
Сторожит колхозный сад от бед.
А Серёжке скоро будет десять.
Из родных лишь только этот дед.

Мы сидим с ним за одною партой,
Мне Серёжка стал уже как брат.
Я немного увлекаюсь Спартой,
Ну, а он читает всё подряд.

А ещё у друга, у Серёжки
Есть любовь – крылата и легка –
Голуби  под крышею сторожки,
Только голубятни нет  пока.

2.

Вот уже каникулы, веселье...
Мы от лета всё возьмём сполна!
Только прозвучало в  воскресенье
Это слово страшное –  «война».

Отступала армия. Солдаты
Как сплошной тревожный тонкий нерв.
И брели  разбитые  отряды,
На людей глаза поднять не смев.

Побросав нехитрые пожитки,
Отходили следом все,  кто мог.
Спешно, быстро,  не прикрыв калитки,
Только бы подальше, на восток.

Мы  уйти  за ними  не успели.
Тем же утром оказались здесь
Чёрные фашистские шинели –
Наглость, злоба, ненависть и спесь.

Не бывает горестней напасти,
Чем враги в краю твоём родном.
Всё померкло,  будто бы в  ненастье,
Словно темень мрачная  кругом.

Коммунистов нескольких замучив,
Свой установила здесь режим
Злая сила, мерзкая, паучья,
Сея ужас, смерть, огонь и дым.

3.

Привозить  заставили   Игната
Яблоки   в  фашистский  ресторан.
Не подозревали супостаты,
То, что  дед  связной  у партизан.

И  срываться стали регулярно
Планы  у  фашистских палачей.
Неслучайно люди утром рано
Замечали в небе голубей.

Был жесток приказ комендатуры:
Голубей немедленно в расход.
А за саботаж «совьетишь  шкурен»
Всё  семейство   виселица ждёт.

Злому делу сладиться недолго
Под угрозой пыток и смертей.
…Раздувает ветер по просёлку
Пёрышки  убитых сизарей.

4.

Только  лишь один  мой  друг  Серёжка
Не исполнил  вражеский указ.
Голубей под крышею сторожки
Спрятал он  от посторонних глаз.

Но нашёлся,  видимо,  предатель,
Доложил врагу о голубях,
Был  казнён на площади  Игнатий,
У всего народа на глазах.

А потом пришли и за Серёжкой,
Но опередить  успел он их,
С крыши покосившейся сторожки
Он  любимцев  выпустил  своих.

– Улетайте  быстро!  Улетайте! –
Он кричал и яростно махал
Палкою с намотанною  майкой,
И  был страшен голоса накал.

Автоматным росчерком прошило
Синеву крылатую небес.
И  войны  безжалостная сила
Черканула  грудь наперерез.

Он упал на землю у порожка,
Под спиной расплылся алый круг.
Вот и всё. Прощай мой друг Серёжка,
Самый  лучший, самый верный друг.

Но  сияя белоснежным цветом,
В небесах,  свободны и легки,
Словно  весть о будущей победе –
Высоко летели голубки.

5.

Сколько лет прошло…  припомнить страшно,
Я  как Гималаи стар и сед,
Ветеран  труда  и  прадед  дважды,
И  четырежды счастливый дед.

Мы шагаем с правнуком  Серёжкой,
И болтаем  просто,  и легко.
Я хочу, чтоб правнук хоть немножко
Походил на друга моего.





9.Блокадный паёк

Сегодня с братишкой мы съели весь хлеб, без остатка.
Весь крохотный  этот трёхдневный  паёк  на  двоих.
А завтра... я знаю,  что будет трясти лихорадка
И скрючит от голода так, словно дали под дых.

Но как хорошо, что  братишка мой съел всё до крошки,
Хотя б ненадолго, но всё-таки сытым побыл.
Уже через час  зацепило его при  бомбёжке.
Я даже не плакал, я выл.  Я  отчаянно  выл.

И что с этой карточкой хлебной теперь мне…не знаю…
Оставить себе или сдать управдому её.
А крысы вовсю по квартире… голодною  стаей,
Того и гляди, что сгрызут и тебя, и хламьё.

И что здесь теперь мне, когда ни братишки, ни мамы.
Отца я сегодня отчётливо видел во сне.
Сейчас заварю себе клея последние граммы,
Он хоть и столярный, но всё же съедобен вполне.

Мне надо на фронт, я отца разыщу,  я уверен.
Он здесь,  защищает родной Ленинград от врагов.
Но остро, открытою раной,  саднит в подреберье,
Что больше ни мама, ни брат не увидят его.

Я сунул в котомку то фото, где дружной семьёю
Ещё до войны мы стоим у Московских  ворот.
Ну, что же, пора.   (А сирены всё воют  и  воют).
Мне десять, я взрослый, и я собираюсь на фронт.




10.Смородинка

От райцентра,  вёрст примерно в сотенке,
В недоступной транспорту глуши
Деревушка малая, Смородинка,
Средь лесов запряталась в тиши.

Тянется  тропинка  вдоль  поскотины,
Сосны в перелеске как в строю,
И цветёт смородина в Смородинке,
В этом  тихом  ягодном краю.

Что же тут особенного вроде бы,
Деревенька малая в лесу,
Но витает всюду дух смородины,
Да такой, что чуешь за версту.

Ягоды темнеют словно родинки,
А озёра – синих глаз синей,
Вот и вся она,  моя Смородинка –
Деревенька юности моей.

Сколько мною километров пройдено,
Сколько ягод встречено в пути,
Только вот вкусней, чем та смородина,
Мне нигде, наверно, не найти.



11. Зонтик

Дождь-барабанщик снова ритм выбивает чёткий,
Радостно бьёт чечётку по танцплощадке крыш.
Вымочил все обновы он у какой-то тётки,
А пусть не носит жмотка шмотки  «а ля Париж».

Знать, ещё та нахалка (вот ведь какая «перла»!)
Дождику треплет нервы – умысел на лицо.
Денег на зонтик жалко! Он не уступит первым,
Пусть покупает, стерва, зонтик в конце концов.

Только она нарочно видно его доводит,
И  не боится вроде (ну,  вообще угар!)
Как же оно возможно,  чтобы вот так – по  моде,
Чтоб макияж на  морде  и без зонта? Кошмар!

Чем завершится всё же их необычный  раунд?
Тётка чему-то рада,   знать бы ещё – чему?
Дождик решил, похоже, вызнать  её аккаунт
(Это ж полнейший аут!) Дождик очнись, ау!

Тётка домой вернётся куриц мокрее мокрых.
Чая два литра добрых выпьет,  накинет плед,
Включит ручное солнце – люстру  оттенка  охры.
Дождь,  удивлённо охнув, стукнет  в окно: «Привет!».

Право, каких оказий  ни приключится только –
Зонтик  из сумки тётка вытащит, вспомнив вдруг.
Это же безобразье! Дождь возмущён настолько,
Что в нарушенье сводки выйдет  на  новый  круг.


12.Свобода

Ему было мало ванны и луж,
Он рвался в просторы смело.
Он был кораблём, он не бил баклуш,
Вот склянки б – другое дело.

И  даже не знал, что игрушка он,
Что куплен был  в  «Детском мире».
Лишь  видел  ночами чудесный  сон –
Разгул океанской шири.

И пусть он игрушка, пусть  мал и  слаб,
Но  правильного  замеса –
А если он настоящий корабль,
То в ванной ему не место.

Ему бы сорвать  небывалый  куш –
Простор бесконечно синий,
Чтоб  не было этих… ни ванн, ни луж.
Лишь море вдоль ватерлиний.

Под бешеной  тягою парусов
Помчаться  в  лазурном свете,               
И чтоб никаких-никаких оков,
Лишь  только простор и ветер.

Но если какому-то малышу
Он станет как воздух нужен –
Вернётся к исходному рубежу:
И в ванну свою,  и в лужи.

 
 Читаем и наслаждаемся, комментарии в рецензиях!