1. Любвеобильная купеческая вдовушка. Глава романа

    (начало главы из романа "Евгений и другие")
              ЭРОТИКА

Ревнивцам в жизни нет покоя,
Пока живут, пока упрямы.
И, как всегда, одно такое
Несчастье вышло из-за дамы.

Её красу мужчинам Некто
Подбросил яблоком раздора,
Чтоб злая ревность в миг аффекта
Звала на казнь без приговора...
            *            *            *
...Ужели женская краса –
Причина для мужского мора?
И шарм, и лик, и телеса?
И с поволокою глаза?

Цвет юных лет столичной дамы
На брак пришёлся, чтоб судьбу
Пришлось познать ей, в духе драмы,
Не в ритме с юными годами,
А по невзгодам на горбу.
      
Недолгим было время в браке.
Вмешались, видно, силы зла.
Слепая ярость пьяной драки
Из жизни мужа унесла.

Вдовство порою хуже рабства.
Какие б не были даны
В достатке женщине богатства,
К ним не приклонишь головы,
А то и вызовешь злорадство
Своих завистниц за спиной,
Трубящих, в духе панибратства,
Свой верх над вдовьей слабиной.

Для вдов так кратко расстоянье
До грани разочарованья!
                *           *           *
Коль кто-то, разлюбив давно,
Из круга прежней связи выбыл,
Природой пять-шесть чувств дано,
Чтоб вновь любовный сделать выбор.

Служить безумству суждено,
Когда все чувства заодно.
Тут и решения поспешны,
Но есть и Истины зерно.

Пусть на виду и те, кто грешны,
и не погрязшие во лжи,
красавиц много чисто внешне,
а гармоничных – поищи!

На фальшь не трудно напороться.
Для фальши всюду есть места.
И вдруг – откуда что берётся! –
Снисходит женщина-мечта.

На эту женщину мужчине
Лишь раз достаточно взглянуть,
Чтоб никогда не омрачили
Его сомнения ничуть.

Любовь, как печка без заслонок,
Жар жизни делает плотней,
И очарованный поклонник
Свою сверяет жизнь по ней.

Свой шарм есть в дамах-хлопотуньях,
Свой – в льдышках (или нет почти)
И свой есть в дамах травести.
Чем проще женщины в раздумьях,
Тем легче нам их завести.

Но впредь покоя уж не жди!
Поди, попробуй, образумь их
Коль честь у них уж не в чести!
                *           *           *
Нить исторического следа
Ещё ни в шутку, ни всерьёз
Ничьим вниманьем не согрета.
Пусть будет трио вновь воспето:
Любовь, интрига и курьёз.

Для тех, кто ставит под вопрос
Материальность мира грёз,
Мной будет Истина раздета.

Пусть ни теплей, ни холодней
Нам от ушедших за край света,
Дела давно минувших дней
Нас не оставят без сюжета.
Сюжет, хорош он или нет,
Моим участием задет.

Вот вам пример отнюдь не байки.
Представьте, что в расцвете лет
У симпатичной молодайки
От кавалеров спасу нет.

Вся эта суета сует
Ей в тягость: Катя без утайки
Носила траур как вдова,
Как будто, будучи в отставке,
Чтоб не вносить в судьбу поправки,
Обет безбрачия дала.

В кругу подруг найдя участье,
Ужель лишь в этом видеть счастье?!

Мысль о семье спалив дотла,
Не воспевая норм жестоких,
Но не забывши правил строгих,
Вдова, пригожая для многих,
Жить продолжала во вдовстве.
Не поощряя в удальстве
Своих поклонников,     умно   их
Вдова спроваживала враз,
Вновь с одиночеством мирясь.
Тот, кто в гробу, тому не встать уж.
Супруг, удачливый торгаш,
С богатством дал ей вдовий статус.
Он дело знал, как «Отче наш».
Его достаток не мираж.
                *           *           *
– …В моих признаниях нет бредней.
   Не дорожу я жизнью бренной
   Своей без вас. Ужель я – лжец!?
   Мне из волны явились пенной
    Венерой вы и… мне – конец! –
Приказчик, молодец степенный,
Разгорячился, как юнец. –
   Боготворить вас обязуюсь
   Я до скончанья наших лет.
    Не дуйтесь на меня…
                – Не дуюсь,
  Но и не плачусь вам в жилет.
  Мне одиночество привычно.
  Я буду с вами лаконична:
  Отвергнув ваше сватовство,
  Но всё ж за вас переживая,
  Войны я с вами не желаю.
  И вы, Пётр Саныч, статус кво
   Храните в сердце, а не с краю.
– К отказу     глух     я. От мечты
   Не отрекаюсь! Я почти
   Уверен, что Господь сведёт нас.
   Для вас на всё пойду охотно-с.
– Ах, уберите вы персты!
   Они у вас на полверсты!
   Что вы мне их суёте под нос!?
– И для простых, и для господ
   Дни, как и деньги, любят счёт.

Приказчик – пальцы в растопырку –
Жестикулируя живей,
Канючил: вот, мол, десять дней,
Как он глядит ей в очи пылко
И ждёт ответа, вопреки
Тому, что поднят на штыки
Её бестрепетного нрава.
А для него страсть не забава!
Хозяйка, взор свой отводя,
Решила: Бог, мол, ей судья,
Коль впрямь она чинит обиду.
Да, он – поклонник, яркий с виду.
И как приказчик он хорош,
И симпатичней многих рож.

Видать, и влюбчив, не уймёшь,
Приказчик старший. Молод, статен.
И образован, и опрятен.
И предан ей. И впрямь влюблён.
Да и умом не обделён.
А чем и обделён он дюже,
Так это ласками Катюши –
Лишь раз он нежно так посмел
Назвать любимую хозяйку
И неприступную зазнайку.
А сколько зря ухлопал смен
Платков, надушенных для Кати,
Чтоб удостоиться симпатий!
                *           *          *
Богатство и краса вдовы
Росли старанием молвы…

Один купец, отнюдь не лапоть,
За сына младшего сосватать
Вдову решительно хотел,
Но в сватовстве не преуспел.

Вдовец чиновник из матёрых
При Кате вспыхивал, как порох,
Но как её он ни желал,
Шанс взять её был крайне мал.

Старик полковник, тоже вдовый
И в сватовстве на всё готовый,
Отказ от Кати получил –
Не помогли ни герб, ни чин.

И любовался ею всякий,
И проявлял вниманья знаки.
Ну а пойти на адюльтер
С ней не пытался лишь ленивый.
В ней было что-то от гетер,
Но с эпатажной слиться нивой
Никто не подал ей пример.

Кто ж ей нужнее: муж иль хахаль?
Француза ль, русского ль, казаха ль –
Нет никого, кто вновь склонил
Её к союзу, стал ей мил.

Но вдовья жизнь отнюдь не сахар.
Днём – шанс забыться при делах,
Подсчёты в лавках, на складах,
Альянс с духами и помадой,
Власть грёз (сама не при браздах)
И ожидание в глазах.

В ночи – молитва пред лампадой.
Что ни икона – строгий лик.
Но на колени сколь ни падай –
Прок от молитвы не велик.
В упадке дух, тоской объятый.
В ночь – примирение с утратой,
Днём – траур, как душа велит,
И безнадёжно скорбный вид.

И снова ночь, и снова бденье.
Укор вдовы, взор к небесам,
И свет даёт до упоенья
В душе всё сразу, кроме тленья,
Как будто Бог ответит сам
Однажды ей без промедленья.

В её душе нет примиренья:
«Не много же ты дал, Господь,
Мне счастья женского – с ломоть!
От слёз мои опухли вежды.
Молила я о счастье, хоть
О малом. Ты мне дал надежду.
Спасенья я, как на кресте, жду,
Тебе доверившись, Господь.

Смогу ль зов чувств я побороть?
Нет сил своей перечить плоти.
Жить во вдовстве мне – как в болоте!
Вверяю духу свою плоть,
Но по ночам кусаю локти.
Ужели мне одно, Господь,
Дал одиночество в залог ты?!
Доколь страдать-то во вдовстве?
Кинь хоть соломинку, иль две».
                *           *           *
Ей снился сон: легко одета,
Она коснулась босиком
Густой травы в начале лета
И так пошла (что за примета?)
В толпу гулящих прямиком.

Ей снился сон: она гуляла
По парку людному одна.
Погода тело согревала,
Душа – осталась холодна.

Ей снился сон: она гуляла
В толпе, прикидывая вяло
Потенциалы недотёп,
Ведь не один пока не сгрёб
Её податливое тело
В объятья, ради адюльтера.
Лишь молодые юнкера
Послали дважды ей с утра
Воздушный поцелуй – игра!

Бедна на ухажёров terra?
Иль не везёт ей, как вчера?
Она, конечно, не гетера,
Но, безусловно, не стара.
Никто нейдёт к ней на ура.
Её мечта, увы – химера.
Страстей безумная пора
Не подошла в часы утра,
Но флирта – много тут примеров:
Слонялись парочки не зря.
Грядёт вечерняя заря –
Пора амурных флибустьеров.

Ей вспоминался Апулей,
Но сон не делался смелей.
Ужимки встречных кавалеров
Предназначались, жаль, не ей.

Увы, ни Вакх, ни Гименей,
Её (достойную едва ли)
Под покровительство не брали.
Ей крепкий грезился елдак.
Уж ей подчас не до морали.
Ей одиноко, горько так,
Что невзначай любой пустяк
Ей мог испортить настроенье.

Но вот привычное роенье
Игривых парочек вокруг
Исчезло, и она на слух
В кустах движенье уловила.
К ней кто-то крался. Вот так мило!
Как быть: самой к себе привлечь,
Иль от беды себя сберечь?

Ну что с того, что кто-то блудит
И ей вниманье уделит?
Она решила: будь, что будет,
И приняла беспечный вид.
В конце концов, она не в чаще,
Слышны людские голоса…
Но стало сердце биться чаще.
Она зажмурила глаза,
Отдавшись дикому капризу.

Кровь понеслась от сердца книзу,
Облюбовав низ живота.
Шаг в неизвестность сквозь врата
Испуга вывел к компромиссу:
Она приблизилась к кустам
И тут же кто-то замер там.

Зигзаг судьбы – подчас как сваха…
Каков же этой свахи нрав?
Себе решимости придав
(коль это тать, то – в пах с размаха!),
Она не пятилась, бедняга,
Лишь тормозила в гуще трав.
Но в острый миг накала страха
Вдруг неожиданно стремглав
Из веток выпорхнула птаха…
И… в нос ударил запах трав.

Она, должно быть от испуга,
Чему виной была пичуга,
Упала в обморок, поправ
Инстинкты самосохраненья.
Кто ж подбежит без промедленья:
Блондин, брюнет или шатен,
Чтоб разделить с ней приземленье?
Не вечен обморока плен.

Пора прийти ей в изумленье.
Дрожанье веток в поле зренья
И платье взбито до колен –
И это всё из перемен.
Но, как предмет на рассмотренье
Чьей-либо воли, ей невмочь
Лежать, как пьяная, точь-в-точь.

А где же тот, чей взор нескромный
Ей ноги жёг, что были врозь?
Загадки ей головоломной
Решать, однако, не пришлось –
На задних лапах пёс огромный
Из веток вышел, мокр насквозь.

Она опёрлась на предплечье,
Чтобы оправиться и встать.
Тут пёс совсем по-человечьи
Пал на неё. Начнёт кусать?!

А он к лобку сместился мордой.
Язык и нежный был и твёрдый.
В оцепенении она
Прогнать не смела сосуна.

Явились зрители. «А     ну      вас!» –
Махнув расслабленно рукой,
Она от этого проснулась.
И ни души вокруг. Покой…

Лик чуть приподнят над подушкой,
Глаза распахнуты к окну,
А там, гоняясь друг за дружкой,
Резвятся птахи – день к добру.

Спеша увидеть облик тела
В напольном зеркале, она
Не долго нежится… одна.
Вот одеяло отлетело,
И к телу льнёт уж воздух дня.

Рубашку прочь на спинку стула,
Но потянулась к рушнику.
Водой в лицо, на грудь плеснула
И улыбнулась двойнику.

Уж небо тешилось полуднем,
И за окном взял силу зной.
У пробудившейся стал блудным
Голодный взор. Дышал весной,

Пел на дворе конец уж мая.
Природа радовала глаз.
В большое зеркало, томясь,
Гляделась женщина нагая –
Ну, впрямь Венеры ипостась!

Её пропорции – ей в радость.
И все округлости – к лицу.
Жизнь вообще была бы в сладость,
Когда б дружка к её крыльцу!

Он оценил бы эти бёдра
И круглый круп, и полный бюст.
Таскал бы ей с шампанским вёдра,
Чтоб искупать её. Но… пуст

Дом без мужчины. Безотраден.
Ей ни к чему дегенерат,
Но, будь хоть бел, хоть шоколаден –
Годится. Лишь бы не кастрат.

Поплыл по спальне запах пряный.
Духи что надо, не дерьмо!
Сон помня, сладостный, но странный,
Она топталась у трюмо.

Двойник зеркальный откровенно,
Но немо потянулся всласть –
Нагая женщина чуть ленно
Отобразила в жесте страсть.

Струились локоны льняные,
Вились к щекам через виски;
Стояли груди наливные,
И были бодрыми соски.

Глаза сверкнули бирюзою,
И вышла чувственность на старт.
Рисуясь гибкою лозою,
Вошла жеманница в азарт.

Сперва с оглядкой и опаской
В дверь озираясь, егоза
Сама к себе прониклась лаской,
Да так, что и прервать нельзя!

Грудь, бёдра – плоть их не бездарно
Ладони взяли в оборот.
Плоть отзывалась благодарно.
И взор открыт так лучезарно!
И приобщён к дыханью рот.

Но вот сошлись ресницы томно,
Дыханье участилось – мир
Свернулся сам в себя укромно
Под властью пальчиков-проныр.

Лишь птичьи трели отвлекали
Её от сладостных потуг.
Но в их назойливом вокале
Есть почерпнуть что – вольный дух.

У вольных птиц в поре любовной
Для игрищ их препятствий нет.
Такое б в женской доле, полной
Преград, условностей и бед!

Она, мечтательно представив
Соблазны, возжелала плоть
Всех сердцеедов, сердцедавов,
В ком есть к ней жалость, хоть щепоть.

Она сама себя жалела,
Судьбу нескладную кляла.
В ней нерешительность довлела
Над женской страстью – корень зла
Дней без искомого тепла.

Она сползла бессильно на пол.
Её ведь сроду ещё так
Со стороны никто не лапал –
Всё лишь сама. Она – мастак.
Забыла про весь мир на время,
Но без мужчины, просто так,
Прожить ей – сладостно ли бремя?

(Душа мечтами обросла –
Пуста души её серёдка.)
Волна приятная прошла.
Плоть ублажившая молодка
В короткий срок в себя пришла
И, как всегда, вздохнула кротко.

Ей вновь неловко пред собой
И страшно, что застигнут слуги.
Но лучше ль то, что на досуге
Соблазны к ней спешат гурьбой?
А лучше ль лечь в постель к подруге
С её слюнявою губой?

Увы, подружка безотвязна,
А друга не было и нет.
Жизнь у вдовы однообразна
И нету сил на пирует.

Так прозябать куда как тошно:
Отпущен век всего один!
Для счастья, коль оно возможно,
Маяк надежд необходим.

За часом час, без промежутков,
Любовный вакуум лишь рос.
Но как уйти от предрассудков?
Забыть? Пошли ей, Бог, склероз!

Смелей за счастьем на самцов бы
Поход ей организовать!
Вдове распутные особы
Совет давали не зевать...

      (продолжение в http://www.stihi.ru/2016/07/05/3789)