Лермонтов. Убит не на дуэли. Продолж. Ч. 6

НАЧАЛО публикации «Убит не на дуэли.
Правовая версия убийства Лермонтова» – http://www.stihi.ru/2016/06/27/4580

Начало Части шестой. «ПОДСПУДНЫЕ» ЗАПИСКИ – http://www.stihi.ru/2016/07/04/4552




===== 3). Из третьей записки – сейчас – мы возьмём лишь нужный нам фрагмент, хотя полный текст её весьма длинен, обстоятелен и для нас очень даже интересен, – но думаю, что мы к ней ещё не раз вернёмся в следующей книге. Итак, М. Глебов пишет Н. Мартынову:

«Признаться тебе, твоё письмо несколько было нам неприятно. Я и Васильчиков не только по обязанности защищаем тебя везде и во всём, но и потому, что не видим ничего дурного с твоей стороны в деле Лермонтова и приписываем этот выстрел несчастному случаю (все это знают, судьба так хотела, тем более, что ты в третий раз в жизни своей стрелял из пистолета; второй, когда у тебя пистолеты рвало в руке, и этот третий), и совсем не потому, чтобы ты хотел пролить кровь, в доказательство чего приводим то, что ты сам не походил на себя, бросился к Лермонтову в ту секунду, как он упал, и простился с ним. Что же касается до правды, то мы отклоняемся только в отношении к Т. и С., которых имена не должны быть упомянуты ни в каком случае».

А теперь разберём текст вышеупомянутого фрагмента записки – дословно-построчно.

«Признаться тебе, твоё письмо несколько было нам неприятно. ...»

Что же «неприятного» мог написать Мартынов, находясь в «Городовом тюремном замке», своим секундантам, продолжающим лечение на Водах и живущим в обычных домашних условиях, – формально якобы «под стражей»?.. В данном случае – вполне логично предположение, что это были обличительные упрёки в том, что кашу-то варили вместе, а как расхлёбывать – так ...будьте любезны, один Мартынов!?. Он, дескать, «сидит», а они – ничего не делают для облегчения его участи и продолжают получать все удовольствия от жизни, как будто бы они не приложили своего усердия к этому убийству!.. В незамедлительном ответе на эту гневную записку Мартынова, Глебов с Васильчиковым стараются – очень стараются!.. – убедить Мартынова в том, что они всячески и «не только по обязанности защищают его везде и во всём»... И именно этот виноватый и оправдывающийся, – я бы сказала, заискивающий тон последовавшего ответа – подкрепляет правоту наших предположений.

Итак, далее Глебов пишет: «Я и Васильчиков не только по обязанности защищаем тебя везде и во всём...».

Речь идёт о «святой» обязанности секундантов – защищать интересы своего доверителя: везде – во всём – и до конца. Повторим: защищать интересы своего доверителя. Из этой фразы лишний раз становится понятным, что Васильчиков и Глебов – были в качестве секундантов – именно и только! – на стороне Мартынова. Это он – их доверитель, и это именно его интересы они обязаны «защищать во всём и до конца», в чём сами и признаются.

Этот момент нам особо интересен тем, что Васильчиков впоследствии будет выдавать себя на суде за секунданта убиенного Михаила Лермонтова, поскольку имена «Т. и С., ...не должны быть упомянуты ни в каком случае». Но раз речь идёт про дуэль, – секундант, хотя бы один, у Лермонтова обязан был быть и назван по имени. Вот Васильчиков и выбрал себе роль поблагороднее, ибо «секундант» Лермонтова – значит, «друг» Лермонтова. Не больше – и не меньше: во-как!.. По прошествии некоторого времени М. Глебов тоже будет называть себя секундантом Михаила Юрьевича.

Читаем далее: «...но и потому, что не видим ничего дурного с твоей стороны в деле Лермонтова...»

Эта фраза – не может не вызывать искреннего возмущения. Как это: Михаил Лермонтов – всегда – с дружеским теплом и искренней сердечностью относился к Михаилу Глебову. Помните лермонтовский экспромт: «Милый Глебов,/Сродник Фебов,/Улыбнись,/Но на Наде,/ Христа ради,/Не женись!», – где «сродник Фебов» означает родню, а точнее, потомка древнегреческого покровителя искусств и меткого стрелка бога света Аполлона, отважно убившего огромного змея Пифона. Сколько заложено в этих словах уважения и дружеской любви к человеку, который, как оказалось, предал его мгновенно по выгоде текущего момента: Михаил Лермонтов – убит, а Михаил Глебов... «не видит ничего дурного» в действиях Мартынова и занимает бодрую и рассудительную позицию сочувствия и оправдания убийцы!.. Но, скорее всего – ...предательство произошло уже тогда, когда убийство ещё только замышлялось: ведь не зря же Глебов, – проживавший вместе с Мартыновым, – был секундантом на стороне Мартынова!.. И оправдывает он не только Мартынова, но и самого себя вместе с Васильчиковым: ибо здесь они, – и, как выяснилось, на все века – подобны альпинистам в одной связке...

И эта возмутительная фраза одинаково безнравственна, – с какой стороны её ни рассматривай: ибо означает она, не что иное – как обычное предательство. Другое дело, если бы убийство произошло в честной дуэли, когда есть веская причина для вызова на дуэль; когда всё сделано по правилам, и когда стреляют друг в друга – оба противника, хотя прАвильнее было бы сказать «нЕдруг в нЕдруга». То есть – когда всё – на равных и по чести. Вот тогда эта фраза – не возмущала бы до глубины души, а просто ...примиряла бы – нас всех – со случившимся.

Конечно же, всё вышесказанное отнюдь не относится к соавтору Глебова по записке – князю Васильчикову, ибо линия «Лермонтов – Васильчиков» – это совершенно другой, диаметрально противоположный расклад личных отношений, – но об этом мы будем подробно говорить во Второй книге.

Однако, – признАюсь Вам, – мне всегда хотелось, чтобы Кавалер Ордена Святой Анны III степени с бантом, Лейб-Гвардии конного полка корнет Глебов по доброте своей сердечной и излишней доверчивости  ...был бы, как говорится, «использован вслепую»: другими словами – был бы – просто обманут. Ну, скажем, успокоительным рассказом о том, что никто не собирается причинять Лермонтову ни малейшего вреда, а просто хотят лишь «проучить и попугать» за не в меру острый язык, и как потом они, – все участники этого «действа» – вместе весело посмеются за дружеской чаркой над этим розыгрышем... Но после анализа и осмысления вышеприведённой фразы, написанной Глебовым собственноручно – (скорее всего, что под диктовку Васильчикова, ибо в самом начале он пишет «Я и Васильчиков...» – что, впрочем, ничего не меняет) – ...к сожалению, эти мои оправдательные мысли сразу же как-то сами по себе отпадают и улетучиваются, ибо «не видеть ничего дурного со стороны Мартынова в деле Лермонтова» означает лишь, что Глебов вовсе и не был шокирован убийственным результатом, а, значит, убийство как таковое... вполне им было ожидаемо. И ещё мы не можем забыть ему, что на пути из Железноводска к месту дуэли 15-го июля – он ехал рядом с Михаилом Юрьевичем на правах друга: слушал внимательно; качал головой, соглашаясь с услышанным... – и ни словом не обмолвился о том, что уже приступил к исполнению своих обязанностей «мартыновского секунданта». 

И как же теперь нам не задуматься, не впечатлиться мистическим предвидением поэта... – а, может быть, уже незадолго до своей гибели он реально видел и чувствовал это? Вот один из последних экспромтов Михаила Юрьевича. Ах, как много... – как много горечи и разочарования в друзьях вложено в эти строки:

Мои друзья вчерашние – враги,
       Враги – мои друзья,
Но, да простит мне грех господь благий,
       Их презираю я...

Вы также знаете вражду друзей
       И дружество врага,
Но чем ползущих давите червей?
       Подошвой сапога.

...Читая это стихотворение и вникая в его смысл, мне поначалу казалось, что друзья стали врагами, а бывшие враги – напротив – стали вдруг друзьями. И только со временем мне открылся истинный смысл этих строк: вчера был другом, а сегодня стал врагом; и вот теперь этот враг, продолжающий прикидываться твоим другом, – предаёт тебя и вредит тебе всячески... Здесь остаётся только ...вздохнуть...

Читаем дальше послание Васильчикова и Глебова: «...и приписываем этот выстрел несчастному случаю...».

Обратите внимание: «приписываем этот выстрел несчастному случаю...», – а вовсе не дурному характеру Лермонтова, который – языком судопроизводства – буквально «вывел Мартынова из терпения, привязываясь к каждому его слову, на каждом шагу доказывая явное желание ему досадить», и который – с их же слов в суде – единственно и был-то виноват в произошедшем собственном убийстве.

Но давайте всё-таки откроем материалы судебного дела: а что там говорили-рассказывали Мартынов, Васильчиков и Глебов?.. 

Ну... там-то всё на своих местах. Вот что показал Мартынов, отвечая на письменные вопросы следствия 19 июля: «По условию дуэли каждый из нас имел право стрелять, когда ему вздумается, стоя на месте или подходя к барьеру. Я первый пришёл на барьер, ждал несколько времени выстрела Лермонтова, потом спустил курок». Аналогичные ответы – по предварительной договорённости, как мы с Вами знаем – дали и Васильчиков с Глебовым.

Как видим, никто из них и не заикнулся о «несчастном случае»!.. И вдруг – в «подспудной» записке, предназначенной для понимания изложенной в ней сути только лишь – и исключительно – арестанту Мартынову...  из глубин официальной лжи на поверхность выплывает выстрел как «несчастный случай». – Потрясающе.

Однако – каково?.. Ну не смешно ли это: убит на дуэли в результате несчастного случая? Равносильно, как – принимать лечебные грязи и «нечаянно испачкаться». Это же – очевидная чепуха. Следовательно, – совершенно серьёзно речь идёт об убийстве, произошедшем именно случайно: не преднамеренно, не умышленно, а – ...случайно. То есть, и – не на дуэли.

А теперь поразмыслим над пояснением в скобках: «...(все это знают, судьба так хотела, тем более, что ты в третий раз в жизни своей стрелял из пистолета; второй, когда у тебя пистолеты рвало в руке, и этот третий)...» 

Ах, как же всё у Васильчикова с Глебовым – замечательно: «судьба так хотела», никто ни в чём не виноват, – и, как говорится, «взятки гладки»!.. Да, конечно, – по логике преступников, выстраивающих себе защиту перед собственной совестью, – Лермонтов, оно конечно, должен был быть убитым на дуэли, но... не получилось на дуэли: ливень помешал... Получилось сразу же после дуэли. (Прошу прощения, что вынужденно забегаю вперёд про ливень, но... наберитесь терпения: подробно об этом – чуть позже). Ну, как бы... почти что на дуэли. Однако же получается, – всё равно убит! Ну, прямо-таки «судьба быть убитым». Конечно же, Мартынов это сделал «совершенно случайно». Ведь не хотел же он убивать в спину!.. Это – не по офицерски. Не по-дворянски. Не по чести... Этого просто быть не могло, и не должно было быть. Но... – «судьба так хотела». Да что теперь прикажете делать? Остаётся лгать и выкручиваться... Вот этим и занялись.

Именно эту фразу Глебова – «...ты в третий раз стрелял из пистолета...» – сегодняшние защитники «несчастного» и «несправедливо затюканного» общественным осуждением Мартынова – конечно же, вкупе с «ядовитым характером» Лермонтова – берут за основу в своих доказываниях «евонной» якобы невиновности. Дескать, вызвать-то – вызвал, но только потому, что зловредный Лермонтов его к этому принудил; а ведь стрелять-то... – бедолага, и не умел вовсе. А потому рисковал своей жизнью – представьте себе! – гораздо больше, чем прекрасно владеющий оружием Лермонтов, которому мужества и решимости не занимать. А, значит, Мартынов – мог быть скорее убит Лермонтовым, нежели Лермонтов – Мартыновым!..

Ого-го!.. Чувствуете какому смертельному риску подвергался Николай Соломонович Мартынов?.. Да тут уже попахивает «геройством» и «вторым орденом»!.. Так и хочется спросить этих защитников: а при одном только виде пистолета... их подзащитный, имеющий орден Св. Анны III степени с бантом, – случайно в обморок не падал?

Нет, – Вы только вдумайтесь в это словосочетание: случайный дуэльный убийца!..

А что ж, скажу я Вам: с точки зрения защитников Мартынова (сиречь «мартыноведов») – всё выходит вполне даже логично: вызвал на дуэль – только и исключительно потому, что этот каверзник-Лермонтов просто принудил несчастного Мартынова вызвать его к барьеру; и стрелять-то офицер орденоносец-Мартынов не умел вовсе, но вдруг волею судьбы – попал в Лермонтова: ...совершенно случайно и неожиданно для себя!.. Ну. Чего же вам ещё-то?.. Вот вам, дескать, и... «несчастный случай».

Однако мы-то с Вами уже знаем, что поручик Лермонтов убит не иначе, как – выстрелом в спину. Не на дуэли. Но раньше нас знали это – Глебов с Васильчиковым. В таком случае, по мнению Глебова, ставшего грудью на защиту Мартынова, дело было, получается, как бы так: Мартынов, – не умея обращаться с пистолетом, – совсем не желал убивать Лермонтова, а... ну так: играючись, – «без царя в голове» взвёл курок кухенройтера, «нечаянно» положил указательный палец на спусковой механизм, затем навёл пистолет в спину, и... как-то «нечаянно выстрелил». То есть... нет-нет: пистолет сам! выстрелил, – и сразил Лермонтова наповал. Так какой же он после этого «убийца»!.. Вот Вам и ещё одна ипостась всё того же «несчастного случая».

Ах, так и просится произнести: ну да: в точности, как унтер-офицерская вдова из гоголевской комедии «Ревизор», которая по словам завравшегося Городничего «сама себя высекла». Сам виноват, – а, значит, и сам себя убил. И именно такой вывод сделали пятигорские служители церкви, отказавшиеся отпевать по православному обычаю – в храме – убиенного Лермонтова: убит на дуэли – значит, самоубийца. Раз пришёл на дуэль сам – сам и виноват. Сам себя и убил. Какая «железная» логика! Какое издевательское ёрничество!.. И всё это только потому, что поручик Лермонтов – офицер опальный, не впервые сосланный властями: наказанный... – уже наказанный, то есть заранее виноватый. А тут вам – собственной персоной в деле – сам князь Александр Илларионович Васильчиков, папа которого недосягаемо высоко: фаворит Российского Императора!.. Там, наверху, такие посмертные почести опальному офицеру – конечно же, не понравятся: чего доброго, ещё и сана лишат...

Но ведь А.С. Пушкина, убитого на дуэли, – отпевали в Санкт-Петербурге в Конюшенной церкви, как и положено. И ничего. Никого из церковнослужителей Господь за это не наказал. Так и боялись-то ...не Господа.

И пусть этот грех неправедно-безбожной лжи – пребывает на тех, кто в этом виновен перед Богом, людьми и собственной совестью.

Но давайте вернёмся к «не умеющему стрелять» Мартынову. Не следует думать, что Мартынов и вправду не умел стрелять. В школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров специально – и, конечно же, как следует – обучали будущих офицеров владению оружием и, в том числе, стрельбе из пистолета. Хотя мы с Вами вполне можем допустить, что на первых порах стрелок из него получался неважный, – впрочем, как и наездник. Но к 15-му июля 1841 года стрелять-то он, конечно же, умел; и даже умел стрелять «по-французски»: то есть при стрельбе держал пистолет курком в сторону... Причём, как считают специалисты, делалось это вовсе не ради внешнего эффекта. Дело в том, что при производстве выстрела – руку с пистолетом так высоко подбрасывало, что пуля, как правило, уходила выше цели. А из бокового положения пистолета – пуля уходила не вверх, а в сторону, – в конечном счёте всё-таки поражая, например, противника, стоящего рядом с целью, если это происходило в боевой обстановке. То есть вероятность поражения живой цели при этом значительно возрастала.

В «Петербургской газете» за 1916 год на странице 2-ой была опубликована статья, в которой сообщалось, что некто Ф.Ф. Маурер, владелец богатого московского особняка, наряду с другими интересными для нас фактами о Н.С. Мартынове, часто бывавшем в его доме (мы с Вами к этому ещё вернёмся во Второй Книге), приводит следующие слова Мартынова: «Поверьте также, что я не хотел убить великого поэта: ведь я даже не умел стрелять из пистолета, и только несчастной случайности нужно приписать роковой выстрел».

Итак, что же из этого следует?.. А помните настойчивые, с подробными перечислениями предшествующих случаев стрельбы, – невесть когда происходивших, – уверения Глебова и Васильчикова в том, что он, Мартынов, и стрелять-то вовсе не умеет из пистолета?.. – что, конечно бы, смягчило его вину в глазах суда и общественности. Но Мартынов не оценил «дельного совета» по достоинству, и тогда, в той ситуации категорически отверг его. Видимо, ему – Кавалеру ордена Святой Анны III степени с бантом, что означало награду за боевые заслуги, – ...прикидываться не умеющим стрелять из пистолета?.. Нет, это уж как-то слишком унизительно: а за что – тогда – извините, ...орден Святой Анны?!.

Но спустя многие годы, стараясь оправдаться в глазах общественности, он, замешав правду на лжи, и сам в эту ложь поверил: врать-то надо искренне!.. Правдой была – та самая «несчастная случайность», которой «нужно приписать роковой выстрел», – то есть убийство в спину. А ложью – было убийство поэта якобы на «честной дуэли». Но как же объяснить «несчастный случай» на дуэли?.. Вот и пришлось воспользоваться, как оказалось, всё ещё не устаревшим советом Глебова с Васильчиковым: «...ведь я даже не умел стрелять из пистолета»!..

Но давайте напомним защитникам убийцы, утверждающим, что Мартынов и стрелять-то не умел, и попал в Лермонтова совершенно случайно, – ...напомним, что у Мартынова совершенно не случайно было право на три выстрела. Когда Лермонтов категорически отказался от своего выстрела, что на самом деле означало не что иное, как отказ от участия в дуэли, – у Мартынова по-прежнему оставалось право на три выстрела.  Из всего этого следует, что при выработке условий готовящейся дуэли – было учтено, что Мартынов вполне может промахнуться, и не один раз; также и пистолет может дать осечку, что было весьма характерно для кремневого кухенройтера. Поэтому право на три дуэльных выстрела – можно сказать, гарантировало Мартынову неизбежный убойный успех. Если, конечно, Лермонтов не убил бы его раньше. Организаторов же этой дуэли одинаково устраивало и то, и другое.

Вот именно поэтому – нисколько не верится в «случайность» смертоносного выстрела в спину: ибо неизбежный убойный успех был предусмотрен как обязательный.

Читаем следующую далее фразу нашего фрагмента записки: «... и совсем не потому, чтобы ты хотел пролить кровь, в доказательство чего приводим то, что ты сам не походил на себя, бросился к Лермонтову в ту секунду, как он упал, и простился с ним. ...»

...И эту записку – собственноручно – пишет боевой офицер. Само собой разумеется, что убийство на дуэли – в данном случае – исключено как факт. Ну мы же с Вами не можем допустить, что корнет Глебов не знает, либо недопонимает, зачем устраиваются дуэли: на дуэль идут именно, чтобы «пролить кровь». И даже хотят этого: убить или ранить, – это уж кто как сумеет. Тем более, что в запасе есть право на три выстрела, а «противник» стрелять не намеревается вовсе. И если храбрый боевой офицер М.П. Глебов в тайной записке ведёт речь о «несчастном случае... а не для того, чтобы пролить кровь»... – следовательно, убийство произошло при вне-дуэльных обстоятельствах и толкуется как случайный и неприцельный выстрел. А Михаил Глебов – «сродник Фебов» – поверил в несчастный случай... Или – хотел верить. Или делал вид, что поверил...

Что же касается приводимого в записке Глебовым «доказательства» того, что Мартынов всего лишь «несчастный убийца» по воле случая и судьбы, – так он «несчастный убийца» только потому лишь, что он по мнению присутствовавших при этом, – «сам не походил на себя, бросился к упавшему Лермонтову в ту секунду, как он упал, и простился с ним». Такое «доказательство» непреднамеренности убийства – ну вот нисколько не убедительно. Представим себе, что Мартынов только что пальнул в спину своему товарищу по юнкерской школе... Прекрасно зная, что теперь его ждёт неизбежное следствие и неминуемый суд, он, конечно же, не мог в лице не измениться, осознав свершившийся факт убийства. А его якобы какое-то «прости» вовсе не свидетельствует даже о раскаянии, – о чём говорит всё его дальнейшее поведение. Всё это – лишь сценарий – для оправдания Мартынова, и чего в действительности, скорее всего, не было.

Но, чтобы нас не заподозрили в излишней предвзятости к Мартынову, мы, конечно, можем с натяжкой  допустить, что Николай Соломонович действительно не имел умысла на убийство, когда оказался за спиной Лермонтова: просто хотел напугать неожиданным выстрелом, – и затем дружно со всеми вволю посмеяться над испуганным поручиком, но ...пуля «как-то сама», – непонятно как, – «выстрелилась» совсем не в ту сторону и произошло убийство... Конечно, в жизни чего только не бывает! Но. Право Мартынова на три выстрела при категорическом отказе Лермонтова стрелять «в этого дурака» – на мой взгляд, упорно и решительно опровергает возможность такого казуса.

И, наконец, читаем и анализируем последнюю, завершающую фразу фрагмента: «Что же касается до правды, то мы отклоняемся только в отношении к Т. и С., которых имена не должны быть упомянуты ни в каком случае».
 
«Т.» и «С.», – имена которых «не должны быть упомянуты ни в каком случае», – так это начальные буквы известных нам с Вами фамилий: «Трубецкой» и «Столыпин». Почему их имена должны остаться в тайне?.. Если выразиться коротко, то думается, потому, что они стали свидетелями ...недуэльного подлого убийства в спину, а – лжесвидетельствовать на следствии и в суде категорически отказались. Вот и решено было обойтись без них, – кстати, в «их же интересах», – однако же при том условии, что – никогда, никому, нигде ...и ни при каких обстоятельствах они не расскажут этой самой убийственной правды. Оно и действительно: ...так-то лучше для всех: Мишеля не вернёшь, а неприятностей не оберёшься!.. К тому же, и дуэль – по идее – должна была бы быть, и Лермонтов вполне мог бы быть убит именно на дуэли. Нет, что там ни говори, а убийство на дуэли ...поприличнее выглядит в глазах общественности и начальства. Вот и сошлись на том. К тому же, и дело легче «спроворить»: чем меньше фигурантов в деле, тем меньше всяческих осложнений, – и тем легче пустить его в нужное русло. 

И никто из них – ни Столыпин, ни Трубецкой  – действительно – никогда, никому и ничего – не рассказали.

Есть, конечно, и мнения о том, что якобы ни Столыпина, ни князя Трубецкого на месте убийства вовсе не было... Однако, думается, что такое мнение явно не состоятельно хотя бы уже потому, что: если бы – их там не было, то незачем было бы и скрывать их имена от следствия и общественности, – специально акцентируя это в тайной записке сидящему под стражей Мартынову. На «нет» и «суда нет», как говорится.


===== 4). И, наконец, – у нас есть ещё один интереснейший документ. Дело в том, что Н.С. Мартынов, подавая «Прошение в Святейший Правительствующий Синод на Высочайшее имя» об облегчении своей участи в августе 1842 года, – писал собственноручно: «...Не имея средств доказать положительно, что убийство было неумышленное...». И вот здесь мы прервём дальнейшее красноречие Мартынова: нас интересует именно это словосочетание: «убийство было неумышленное».

Для начала зададимся вопросом: а с чего бы это Николаю Соломоновичу Мартынову, – после императорской конфирмации уже окончательно осуждённому к 15-ти годам ссылки в Киеве (по его же собственному выбору) именно за убийство на дуэли при полной «виноватости» самого убиенного, – вдруг письменно заявлять что-то кардинально новое по делу об убийстве?.. Поверьте, здесь есть о чём подумать.

На первый взгляд может показаться, что признание в неумышленном убийстве смягчает вину преступника, вызывает какое-никакое сочувствие и даже как-то оправдывает его злодеяние: не хотел, мол... – не умышлял. Но это «работает» лишь в случае убийства, совершённого не на дуэли.

Если вдуматься, то – в нашем конкретном случае – признание Николая Мартынова в совершении им «убийства неумышленного» никак вины его не смягчает. Совсем даже наоборот. Мартынов осуждён за убийство, совершённое – на дуэли. И применительно к дуэльным обстоятельствам это признание лишь отягчает его положение.
 
Рассудим, применяя логику мышления применительно к уголовно-процессуальному и социальному положению самого Мартынова.

«Убийство неумышленное» – означает убийство нечаянное и не замышлявшееся: то есть неосторожное. Но понятия «дуэль» и «неумышленное убийство» никак не совместимы, ибо абсолютно взаимоисключают друг друга: «неумышленное» – значит, совершено не на дуэли. Не на дуэли – значит, нет причины убивать. Нет причины убивать – значит, убит невинный человек. И теперь уже «ядовитый характер» Поэта никакого значения не имеет. Положение убийцы – при полной невиновности жертвы – стало быть, значительно ухудшается и только лишь отягчает вину. И не только потому, что «на дуэли» убит ни в чём не повинный человек, но ещё и потому, что становится совершенно очевидным: либо Мартынов лгал на следствии и в суде, когда рассказывал подробности о дуэли; либо – лжёт теперь?..

Не думаю, что при составлении этого документа Мартынов не взвесил все «за» и «против», ибо с неизбежностью встаёт этот «вредный» вопрос: а где правда-то?..

Думается, что при составлении упомянутого Прошения, конечно же, «подателем оного» принималось в расчёт лично-императорское отношение к делу: секунданты А.И. Васильчиков, и М.П. Глебов были полностью освобождены от наказания: Васильчиков – в виду заслуг его отца; Глебов – в виду тяжёлого боевого ранения. Дело разрешено окончательно и бесповоротно, – так что ...никакие новые заявления и никакие новые обстоятельства ничего изменить не могут. Хуже – не будет.

А и в самом деле: когда же Мартынов лгал и когда говорил правду?.. Думаю, мы с Вами в этом сейчас разберёмся.

Ну, на следствии и в суде – лгал однозначно: спасаться от Сибири надо было всем троим – и все лгали, и следствие в этом старательно им помогало. А точнее, помогало князю А.И. Васильчикову, стараясь именно для него. Все остальные получили своё «наказание», свой результат по делу – автоматически: лишь как следствие защиты органами правосудия интересов сына высокопоставленного сановника. И то окончательное наказание, что убийца «Николай Соломонович» имел «в сухом остатке», – думается, его вполне устраивало: в Сибирь на каторжные работы – не сослали; через шпицрутены – не гнали; прав дворянского состояния – не лишили. Считай, как «с гуся вода»... Вот теперь можно и правду сказать, ибо лгать уже вовсе и незачем. Думается, поэтому Мартынов, – практически через год после случившегося, – и делает это признание: признание об «убийстве неумышленном». Видимо, это ему было лично-необходимо: дабы «хоть как-то» очистить совесть перед Богом и людьми, объявляя «свою собственную правду» и заодно фактически обличая своих «подельников»: которых собирался вывести на чистую воду, да так и не собрался...

Итак, подведём черту.

Лермонтоведение в активе имеет «на руках» важнейший документ, чудесным образом дошедший до наших дней, из которого, – по утверждению самого же убийцы, – следует, что Михаил Юрьевич Лермонтов – был убит им, майором в отставке Николаем Соломоновичем Мартыновым, «неумышленно», не на дуэли, и, само собой разумеется, – при каких-то совершенно других обстоятельствах...






Продолжение – http://www.stihi.ru/2016/07/06/2110
Часть седьмая. ДУЭЛЬ, КОТОРОЙ НЕ БЫЛО

Вернуться к предыдущему тексту – http://www.stihi.ru/2016/07/04/4552
Начало Части шестой. «ПОДСПУДНЫЕ» ЗАПИСКИ