Диалоги. Сквозняки эпохи

Диалоги. Сквозняки эпохи.

Типичная прихожая хрущёвки-полуторки метр на полтора. Обитая то ли коричневым, то ли сиреневым дерматином дверь с тут и там вылезающей из древних прорех ватой цвета драгоценной слоновой кости.

Дверь отрывается, заходит то ли парень, то ли молодой мужичок лет эдак двадцати - двадцати пяти с плюсом в промасленной спецовке, когда-то бежевого, а теперь, по истечении немалых лет с момента пуска в эксплуатацию, стойко-помоешного цвета. Вместе с ним в квартиру врывается непередаваемый и неповторимый аромат чего-то одновременно кислого, сладкого и даже жгучего до слёз, слегка приправленный запахом вульгарнейшей солярки и жжёного моторного масла.

- Мать, я дома. Есть чё пожрать? Устал, как собака. Весь день без продыху, без маковой росинки. Как проклятый. А потом ещё гусеницы два часа отчищал от этой гадости. Вот ведь, дал Господь-Бог работёнку, врагу не пожелаешь...

- Чегой? А, сынок, это ты? Припозднился ты сегодня…

- Ну ты, мать, даёшь! Я тут битый час распинаюсь, рассказываю, что устал, как пингвин австралийский, а ты и не слыхала ничо… Совсем оглохла, тетеря старая?!! Жрать говорю, давай! Чо там у нас на ужин?

- Дык ты иди, сыночка, помойся с улицы то, а я покудова на стол от и соберу чем Бог послал…

- Иду-иду. А чо он послал то?

Уходит в просторную, два на полтора, ванную со свисающей с потолка, похожей на вяленую гвоздику, единственной лампочкой “Ильича” в 40 Вт. Начинает, шумно фыркая, умываться из висящего на винтажной кирпичной стене антикварного оцинкованного рукомойника с загадочной надписью на боку “инв # 0012 piq”.

- Да всё, как ты любишь, родненький. Репы звон напарила. Чайку морковного заварила… Да! Сынок, вот ить я дура старая, совсем ить из ума выжила. Я ж тебя просила с утра помидорков по дороге домой захватить на салатик. Маслице то конопляное не всё ишшо вышло, приберегла, вот и думала побаловать тебя, а оно вишь, как вышло…

Из огромной двенадцатиметровой залы выходит сухонькая старушка с явной и неизгладимой печатью интеллигентности на изборождённом морщинками лице и проходит в уютную, три на два, оборудованную по последнему слову науки и техники, кухню.

- Сёдня с утречка с самого, объявили, что отнынче и помидорков больше нельзя брать. Они ить, оказывается картофулю энтому богопротивному, самая чо ни на есть родня. По материнской, кажись, линии…

Умывшийся, и оттого несколько посвежевший, парень-мужичок выходит из ванной и одним полушагом просачивается за трёхногий табурет и опускает свой натруженный пролетарский зад на отполированное не одним поколением славных предков берёзово-фанерное седалище. Лицо его озаряет краткая вспышка неподдельного интереса.

- Ну-ка, ну-ка, старая. А с энтого места давай поподробнее. Чо там не так с помидорами?

- Дык о чём я тебе и толкую то, сыночка. Учёные наши, стало быть, ну энти, из Скалково, не-а-пра-вир-жи-мо...

Делает глубокий вдох и, смахивая сухонькой старческой рукой испарину с похожего на древний, переживший не одно тысячелетие пергамент, лба, продолжает

- ...доказали, что от помидорков энтих сплошной вред и никакой пользы для организьму, поскольку оказались они самыми что ни на есть сродственниками энтой проклятой мериканской картопле…

Лицо паренька-мужичка по мере рассказа как-то тускнеет и теряет к нему всяческий интерес. А бабка продолжает

- Вот я никак, сыночка не пойму, и чо энтим пендосам проклятущим от нас постоянно надобно? То картоплем удумают нас травить, то какарузой этой, прости, Господи, меня грешную…

Сын в это время задумчиво и почти отрешившись от реальности пытается отодрать от левого рукава своей брезентовой спецухи нечто, цветом и почти что выветрившимся запахом, напоминающее кусок засохшего, превратившегося в бронированную заклёпку, зеленоватого в свете заходящего солнца, “рокфора”...

Шёл 148 год от Рождества Вована.
04.07.2016