намордник

Его называли платком Николая, платком Бенкендорфа, намордником политического сыска и даже грязной рваной тряпкой.

По легенде Бенкендорф после учреждения корпуса жандармов прибыл к царю за наставлением.

Камердинер в этот момент подал Николаю Первому белый крахмальный платок на хрустальном блюдце с золотой каймой.

«Вот тебе наставление, – сказал царь, передав шефу жандармов носовой платок, – утирай им слёзы несчастных».

С тех пор намордник несколько раз теряли и находили. Иногда это случалось при одном и том же шефе жандармов и казалось, что человек сошёл с ума или наоборот – пришёл в себя.

В конце 20-го века, платок оказался в двойственном положении – не сказать, что потерян, но и не найден.

Валялся в старом опустевшем доме в Одессе под снос.
 
Вместе с обломками екатерининского паркета и битым кирпичом платок должен был попасть на свалку, чтобы сгинуть навечно.

Но тут начались споры о законности приватизации развалин.

Неожиданно переселенцы с Донбасса в лице разгневанных женщин самовольно заняли бесхозное строение.

Создали «Объединение инициативных переселенцев «Хорошие люди», выступили с воззванием и подали петицию.

Присмотритесь – справа у женщины в руках уже постиранный и выглаженный.

Евгений Сливкин

Баллада о ротмистре Мартынове

Помыслы об отдыхе отринув,
торопясь с вокзала на вокзал,
Александр Павлович Мартынов —
ротмистр — по России проезжал.

Принимал по долгу службы близко
к сердцу он народную беду —
в сферах политического сыска
замечали яркую звезду.

Бич социалистов-демократов;
агентурных сведений — тома;
под присмотром Харьков и Саратов
и Первопрестольная сама.

Прямо из карьерного надира —
в головокружительный виток!..
И берег за обшлагом мундира
ротмистр достопамятный платок.

Тот платок не для родного торфа,
что с собой увозят в дальний край,
в руку генерала Бенкендорфа
предпоследний всунул Николай.

И по всем губерниям недаром
с давних пор звучала исполать
корпуса отдельного жандармам,
снаряженным слезы утирать.

В тот платок беспрецедентным шпаком,
на себя читая криминал,
в Третьем отделенье Пушкин плакал
и Некрасов нюни распускал.

Царский дар домашним жестом вынув, —
тоже не бездушный чинодрал! —
Александр Павлович Мартынов —
ротмистр — слезы многим утирал.

С вежливостью профессионала
уточнял несчастных имена,
но не поубавилось крахмала
в складках государственного льна.

Только похоронный крестик трефа,
наподобье битого туза,
в уголке оставила Азефа
чересчур горючая слеза.

В креслах ногу на ногу закинув,
отражен поверхностью зеркал,
Александр Павлович Мартынов
ехал и “гавану” зажигал.

А за ним со скрежетом и скрипом,
“Варшавянкой” меря перегон,
полз укомплектованный “столыпин” —
некурящий сумрачный вагон.

А как захватили власть канальи,
поделились с ними чем смогли,
посвятили их во все детали,
дали жало мудрыя змеи,
но платка — платка не передали
ротмистры жандармские мои!