Теперь и женский род стал смел

      (Из ранней лирики. Фрагмент романа "Евгений и другие".
         Предыдущий фрагмент "Лишь те живут, кто влюблены! "
           http://www.stihi.ru/2016/07/03/3395)

...Загадкой тешимся резонной:
А как там Ленский, погружённый
Судьбой в канал на букву «же»?
Поэт, от счастья отрешённый,
Поплёлся было      прочь       уже,
Но дискомфорт в опустошённой
И неприкаянной душе
Вернул заблудшего обратно
В сиянье нимба – нимб наглядно
Взмыл от пылающих ушей…
                .         .         .
В круг моралисток и ханжей
Юнца не      выдам      на съеденье,
Но ждёт моё произведенье
Интриг, свиданий и разлук…
В роман внедряя образ мух,
Зову: слетайтесь во владенья
Вдовы, не ради оплеух.

Но… жертва Ленский иль лопух,
А снова в дом крадётся тенью,
Сродни чьему-нибудь виденью…

Пускай звучит молитва вслух,
Попав в моё произведенье.
«Помилосердствуй, Провиденье!
Усугублять не надо мук! –
Молил Володя сквозь испуг. –
Будь лишь     свидетелем     смятенья.
Не жить мне, если ты – пастух,
Злой гений моего паденья,
И всех бессмысленных потуг.
Хоть часть былого самомненья,
Верни мне      нынче,      Провиденье,
Не добавляя оплеух.
Хочу войти не жалкой тенью –
Самим     собой     в желанный круг
Любовниц или же подруг»…
 
Царит, порой в обход приличий,
У незамужних     свой     обычай,
Как очаровывать гостей.               
Но гость не приз и не добыча,
А если б был и похитрей,
Поднёс бы       всем        свою «свирель».
Но, впрочем, это текст для спича…
                *        *        *
Настасья, в помощь      Петьку      клича,
С Наказом     барышни      своей
Неслась по дому, как Борей,
Под нос для     памяти      талдыча:
«Неси-ка, Настя, поскорей
Мне свежей крови, ну, хоть птичьей.
Сейчас ведь  режут  кур во щи?
Затем     Татьяну     мне сыщи.
Скажи, близка к  тому,  мол, Ольга,
Чтоб оборвать свой     век      недолгий.
Страдает, мол, совсем плоха.
Всё из-за Вовы-жениха.
Сестру пугать тебе не надо.
Скажи без лишнего – точь-в-точь.
Пусть поспешает, чтоб помочь
Спасти нас с Ленским от разлада.
Лети, как будто ты крылата.
Коль встретишь, шли ко     мне     сестру.
Затем и Ленского мне словишь,
Да     срочно     чтоб, а не к утру»…

Когда судьбе не прекословишь,
Она берёт сюжетный труд
Весь на себя, а сам –    мух      ловишь,
Ну, то есть рифмы и… филонишь…
Уж водевиль мне по нутру.
У Насти в памяти сотру
Я  кое-что  сейчас…  Дословно ж
Таким  был барышни наказ:
«Коль словишь Ленского, то молвишь
Ему всё с глазу лишь на глаз.
За       госпожу,       мол, Бога молишь,
Чтоб не  покинула  всех нас.
Мол, из-за милого поэта
Решила барышня сейчас
Себя убить из пистолета.
Добавь – страдает без прикрас,
Беда,  мол, как бы не стряслась»!..

Увы, нет времени у Насти
На всё, хоть рви себя на части.
Хотя, по мненью мудреца,
Не стоит порученье Насти
И выеденного яйца,
Она, призвав к себе мальца,
Сложила долю полномочий
С себя на Петьку-сорванца:
«Ты  нужен нам, дружок, всем очень.
Беги, Петруша, что есть мо'чи,
За Ленским в парк, да в голос вой.
Не быть, мол, барышне живой –
О  смерти  собственной бормочет.
С разбитым сердцем жить не хочет
Да всё глядит на пистолет,
Как проигравшийся корнет.
Ты, Петушок, горласт, как кочет,
Однако скользкий, как налим.
Уж расстарайся, хоть умри!
В тебе два горла, даже три…
Сыщи – аукай неустанно,
Коль можешь, на весь      парк      ори –
Ещё и барышню Татьяну.
Скорей, не так, чтоб до зари!
Ах, всё же нет… постой, замри!
Не хлопочи – её достану
Сама      я, хоть из-под земли»…

Сметлив, проворен и смазлив,
Чем вызывал к себе доверье,
Петрушка был уже за дверью.
Всем взял –  годами  лишь соплив.
Но в деле сроду не сонлив…

Пустила курице кровь Настя,
А хлопец в полумрак ненастья
Ворвался, спрыгнувши с крыльца.
Он был парнишкою охочим
До  поручений,  между прочим,
Как Петькин батька до винца…

Облазил Петька парк, как блудень,
Но не ручался за исход.
Вот чёртов барин! Ходит трутень
По парку где-то без забот…
Унылый сумрак неуютен
Стал и для игр, и для работ,
Но для гуляющих господ
Нет, видно, места обитанья,
Дороже парка пред грозой…

Одною с  отроком  стезёй
Пересекала парк и Таня…
Посланец, даром что босой,
Нагнал искомую рысцой.
«Нашлась хоть  эта! Божья милость!
Уж коль так живо объявилась,
Оповещу я  сам  господ –
Всё меньше  Настеньке  хлопот.
И нашим угожу и вашим»… –
Решил посол и вытер пот.
Он, как заправский словоплёт,
Предстал пред барышнею важен,
Как взрослый – полон рот хлопот.

Споткнулся – с лёту нос расквашен,
Но недосуг себя корить,
А господа      оценят      прыть.
– Жуть, барышня! Как не скулить
  Настасье, ведь      сестрица      ваша
  Себя решила застрелить!
  Не бойтесь, ведь пока      жива     же!
  Уговорила      Настя      даже
   Её чуть-чуть повременить.
– ??? – У Тани задрожали губки:
Ужели  логики  есть нить
В таком неслыханном поступке?! 
Татьяне есть с чего заныть:
– О, Боже! Кто моей голубке
   Дал повод      жизнь      перечеркнуть?
    В себя стрелять?! Какая жуть!
Татьяна, подхвативши юбки,
Рванулась опрометью в дом,
А хлопец –    гостя      чередом
Искать отправился по плану.
Найдёт в итоге, но… как рано?

Блуждать, как давеча Татьяна,
Ему, ищейке, не пришлось:
Гость шумно напролом, как лось,
Сам  шёл к усадьбе одержимо
Без постороннего нажима.

По-русски – чай, не полиглот, –
Отставив ногу чуть вперёд,
Посыльный – истинный глашатай –
Погромче      кочета      орёт.
 – Ох, барин, если в дом народ
  Сбежится, тайн не разглашайте!
  Всё обскажу вам наперёд,
  Но после уж не оплошайте.
  Вас кличут, барин, поспешайте!
  Готова барышня сейчас
  С      собой      покончить  из-за вас.
  Меня послала с подвываньем
   За     вами     Настя…
                – С упованьем
     На то, что я застану гроб?!
    Где ж ты был      раньше,      остолоп?! –
Воскликнул гость с негодованьем,
Пуская сам себя в галоп,
Не разбирая в беге троп…
                *       *        *
На Ольге новенькое платье,
На модный сшитое фасон,
Но в нём стреляться не резон.
Испортить вещь, – с какой же стати?!
Тут не театр-иллюзион.
Уже над грудью занесён
Платочек, смоченный обильно
В стакане с кровью, но рука
Не      опускается      пока,
Поскольку это же… дебильно!

Едва ли будет сексапильна
Она, запачкав свой наряд.
Уж лучше пить мгновенный яд,
Но сцена с ядом невозможна…

Поскольку в грязном непреложно
Враз Оля сделалась бы злей,
Придётся      раздеваться      ей.
Да, застрелить себя несложно,
Вот имитировать – сложней!
Раздеться? Нет, она не Ева,
Поскольку Ленский не Адам.
Забрав наполненный стакан
С собой, расчётливая дева
Спустилась в Настин закуток,
А в спальне Ольги, как вещдок
(Конторским стилем излагая),
Остался, кровью истекая,
Забытый скомканный платок…
                *        *        *
Мать – скряга, даже не чуток.
Быть бережливой – уж такая
В ней меркантильность с юных лет…
Её      рачительности      след
Искала     Оленька       нагая
В каморке Насти, полагая,
Что барских платьев давних лет
Немало  дарит мать прислуге,
Чтоб их донашивали слуги.
И вот находка – лучше нет!
(Прям хоть садись в кабриолет
И отправляйся на досуге
Искать насмешек в высший свет.)
Хотя предстанет не в дерюге
Она пред Вовой тет-а-тет,
Но вещь не вещь уж двадцать лет –
Зря      бережёт её служанка.

Такую дрянь марать не жалко.
И  целомудренно  вполне
Она предстанет, как весталка,
Пред ним, и  кровь  «проступит» ярко,
«Пролита» по его вине.
Пусть Ленский  слёзы  льёт по ней,
Коль любит Олю, хоть отчасти…

Девица, не дождавшись Насти
И раскрасневшись, как бурак,
Сама  оделась кое-как,
Измазав платье, как ей надо,
В кровь, не задев спины и зада.
Жаль,  пистолета  нет в руках:
Остался в спальне – вот досада!

А сколько по пути раз  кряду
На платье бросится, как бык
На красный цвет,      люд       встречный рьяно?!
Да,     завела       её в тупик
Поспешность с этой мнимой раной.
Привычно ль барышню мирянам
Вдруг      окровавленной      узреть?

Внезапно в доме      выстрел      грянул,
Заставив Ольгу обмереть.
Намереньем – стреляться впредь –
Уж не      забить      ей мозг свой втуне –
Со страху можно помереть!
Так что ж случилось накануне?

Век славой  род      мужской      гремел –
Теперь и     женский      род стал смел,
Хотя и распускает нюни…
Кто, как ни Оленька, посмел
Так блефовать?!  Резон  шалунье
Влезть меж живых и мёртвых тел…
Добраться до алькова лгуньи
Едва хватило  сил  бегунье –
Татьяне, бледной, словно мел.

Язык со страху онемел,
А в голове не мозг – подкова!
С запасом силы пустяковым
Гоняет сердце кровь с трудом,
Но нужно обежать весь дом
И отыскать      сестрицу      в нём.
Побегай      с горлом пересохшим!
Но видеть Ольгу невтерпёж.
И жутко оказаться, всё ж,
Пред существом, уже усопшим!

Когда кричим, зря только ропщем –
Проймёт ли Бога наш скулёж?!
Увидев залитую сплошь
Холодным потом Таню, в общем,
В      стыде      сгорела б ни за грош
Настасья –    черти      её носят! –
Как говорил дворецкий Осип.
                .         .         .
С разбитым носом сам гундосит –
Зарезал Петька без ножа!
Об  Ольге  стонет госпожа:
Смерть, может, только лишь  заносит
Над нею длань, косой кружа?

Скорей же в спальню! Дверь круша,
В альков к  сестре  Татьяна рвётся:
А вдруг жива и отзовётся?!
Но двери, сколько не круши –
Те открываются наружу,
О чём, семнадцать лет прожив,
Легко забыть. (В горячке, друже,
Бывают промахи и хуже.)

Альков открыт – там ни души.
Дом, пребывая вновь в тиши,
Внял стуку сердца госпожи
И      подольстился      неуклюже:
В любые двери, мол, впущу
И что угодно разыщу.
Вон, видишь ли? – в кровавой луже,
Загадкой для      умов      досужих,
Остался Оленькин платок.
Но до сих пор взведён курок,
Притом, что речь-то не о ружьях –
О      пистолете      у окна…

Ничем не      пахнет      ни хрена!
Не пахнет порохом снаружи,
Не пахнет порохом внутри…
Но      глубже,      барышня, смотри!
(Интригу б явно обнаружил
Тот, кто по службе сам в      аду      жил.
Своей затеей     Сатана
Увлёк сестру!) Тебе дана
Возможность скрыться с пистолетом,
Разоружив      сестру      при этом…

                (продолжение следует)