Нога в двери

               
( В топку пламенных объяснений.)
               
ОколоПривозный  фрагмент               
      
В любви Одессе клянутся  вросшие корнями  в неё и ностальгирующие издалека. Въезжающие  в неё с любопытством и по делам. 
И жаждущие таки с ней остаться навечно.   
Она неоднозначна,  и привкусами обильна.
И от всякого, объясняющегося Одессе публично, ожидаешь не одного лишь лирического созерцания.   
Встречным сокодвижением   покоряли её великие обольстители и виртуозы победоносного флирта.   
 Укрощая абитуриентскую дрожь, приступаю к участию в кастинге безумного обожания постепенно и тщательно.               
– Благодарение Вам за науку, Маэстро!
      

***

Отец  мой, вернувшись с Великой Отечественной,  служил в гарнизонах Одесского военного округа. 
Коротким радиусом пыльной околоодесской орбиты стремительно вращалась его оборонная дислокация – Аккерман, Бельцы, Тирасполь,  Балта, Котовск... 
И в Одессу он иногда наезжал по делам,  и возвращался затем с впечатляющими историями, забавными  интонациями и незамысловатым послевоенным презентом.
Это отец мой,  исколесивший многоликую  ширь нашей необъятной державы,  освобождавший  поверженные  столицы  Европы – Будапешт, Вену и Прагу, в аккурат впечатлениями об Одессе подсадил меня на  интерес к этому  «смачному» городу.               

– Специфичному, – уточнял он, обращая словесную замысловатость  в загадку.               

Но со встречей  как-то не выходило у нас.                      

А затем наступила убойная хрущёвская демобилизация.               

Семья наша определилась в местах,  где попроще выходило с жильём. 
Лишь из книжных откровений знаменитых и благодарных его сыновей получалось узнавать о  городе, нынче ещё и географически отдалённом.
      
Как же «спёрло  дыханье» однажды  при вести, что  двоюродному братишке  свежеиспечённой  супруги моей выпал козырный шанс  «в связи с нахлынувшей ещё один разочек  любовью,   швартануться таки в незабвенной Одессе».
Сюрприз  этот был озвучен в апогее моего свадебного застолья в местечке от Одессы неблизком, и завершён роскошью осознания прочности зарождающегося родства.               

« Теперь  вы в нашем интересе. Могли бы и навестить. 
Поднялись  и побежали галопом! Вы всё ещё за этим обжорством?! 
Витенька, ты согласен? И сестрицу твою?  Ей что,  до нас  тоже надо?!
Да, пусть уже приезжает!»               

Я воспарил в  благодарностях и изготовился  неезжать, согласно озвученному.
Тут же!


***


...Через двенадцать лет,  первым  путеводителем по дивному городу фантомных мальчишеских  грёз, служили мне сведения, почерпнутые из монолога  Маэстро  про многославную улицу  Чижикова. 
Где-то, невдалеке  от неё, предстояла мне встреча  с родичами, некогда пылко озвучившими надежды во исполнение  сокровенного.   
   

   Заспанным утром июньским  шлёпал я  по одной из  главных городских  магистралей,  благодарно вдыхая косил на архитектурную  вязь  и, в надежде на созидательное  общение,  поглядывал на всякого прямоидущего.               

– Не подскажете, как пройти к кинотеатру «Родина»?               
Девушка остановилась со смешливой гримаской, вроде и не из сказочного полёта явилась.               

– Вам до нас в «Родину»?  И шо там сегодня?!   
Ви что, босяк?! Ну! А зачем тогда ногами по рельсам!
Нас же догоняет трамвай! – отозвалась она изящным каскадом.               

Но и в трамвае, уже не сомневаясь «за рельсы»,  я  рискнул кое-что  для себя уточнить.               
Вопрос  был адресован яркой соседушке по лоснящейся  горизонтальной  держалке,  но услышан был и за пределами  объединяющего древка. 
Потому как тихо стало в трамвае.               

Быть в Одессе, в двух шагах от Привоза и совсем за это не знать!? 
За пару остановок до нужного?! 
Не, ну если он на самом деле нездешний...  И заулыбалось, загудело в вагоне.
Из филиграни всеодесских  доброжеланий  - «войти в положение» всенепременно, сразу, и всем – доносились мне  исключительные пожелания.               
– Рыбные  ряды прошустрите. Будет вам за что вспомнить на старость! 
Я вас умоляю – только не в этой вонище, шо за драным забором. 
А как капусточка у наших молдаванов  хрустит! 
Вам  как – лучше с  яблучком и морквой?  Или у вас это таки кушают с хреном?
И не зачепитесь там, и я вас  умоляю, об рельсу! 
Там такой  на переходе гармидер!               

Я растерянно сглатывал, ворочал провинциальною тыковкой,  и попался-таки на незрелом любопытстве своём:               

– И кого же из вас, люди добрые, слушать?
Мозги пухнут, чтобы это по углам разложить.               
Пришло, наконец, время мне вздрогнуть  от менторских ударений  миловидной соседки моей,  которой изначально и предназначен был  нездешний мой  интерес  за их несравненный  Привоз.               

– Вы  видели – они ему пухнут?   
Это  же они вам подрастают, чтобы шустрее понять за  Одессу!               

Ремарка эта не оказалась  заключительным эпизодом в поездке.

Вначале тучный мужик в  дырявой и потной футболке развернул  ближайших соседей плечами, затем эту маечку устало стащил через верх  и, от пота протирая наколки,  пробурчал виновато: «Шо то тесно сегодня»!               

И  оторвало меня тем разворотом от поручня.
И понесло затем в тесном хаосе тамбура, плотненько  прислонив  к дамочке  импозантной и сухонькой.
Та обернулась  с  брезгливою миной, прекрасно  различимою сквозь  вуаль, близоруко всмотрелась и, подержав  паузу давней каретной аристократки, выдала  экспресс-резюме :               

– Такой молодой, а бросается!?
      

***


Искомая  улица Мечникова – это, можете поверить мне, место, откуда кое-что  заметно глядящему:  и – незабвенная Чижикова,  и благословенный Привоз, и Малая Арнаутская, где вам вывернут всю вашу душеньку за их всем качествам фору. 

И даже ж.д. вокзал – парадная калитка  в Одессу – в двух трамвайных  пролётах всего.               

Но гулко  в межреберье затёкало, стоило  проникнуть  во двор, подобный которому приходилось видеть лишь в давних итальянских киношках. 
Двор  с десятками окон-амбразур,  устроенных по периметру  дворового колодца.
Прицельные взгляды из них пронизывают «свежачка» изучают и копят "на потом" впечатления.               

Шустренько бы прошмыгнуть, но всепроникающим эхом отвечают на твоё телодвижение  вздыбленные бетонные плиты давнего дворового покрытия. 

И когда намотался приезжий в бесплодных попытках в дворике этом отыскать необходимый ему адресок, отозвалась вдруг смазливая блондиночка  в бигудях, следившая с неблизкого этажа  за процессом:               

– Для вас это-таки  важно, мужчинка! 
Подымитесь  глазами  и послушайте уже немножко сюда.               

Новостью, которой она меня угостила, я не прочь поделиться со всеми, кто ещё ко всяким удивленьям готов.
Счёт  квартир в дивном городе этом может вестись и  не в порядке, который ещё вчера вам казался единственно верным.               

Вы циничны и недоверчивы?
Вам этого не запрещают в Одессе.
Но тогда умоляю я вас – слетайте уже с  их нижней площадки до самого флигеля, у которого горище под боком. 
Просто слетайте для физкультуры, чтобы уже совсем без сомнений – если  в вашей глубокой провинции ( будь она даже распрекрасной губернской столицей),счёт  квартир происходит от парадного входа, то в Одессе  могут тебе посчитать и от  флигеля!               

Потому, обнаружив  на первом этаже квартиру, где на табличке вам выбито -40, я и не мыслил, руководствуясь методикой обратного счёта, искать на последующих этажах необходимую мне  двадцать четвёртую!?
    

***


Двоюродный братец  супруги  моей состоял в очереди на право  триумфального входа  в  прайд-виварий  Одесской Коллегии Адвокатов.

Параллельно этим утопическим ожиданиям Витенька прозябал милицейским чиновником при главном ж.д. вокзале. 

Ляля тоже  была совсем не лишней в чудотворной одесской милиции.
В поликлинике для внутренних дел она  им обещала здоровье.               

Всё это не помешало супругам  в апогее  рабочих забот зримо обозначиться по адресу, сохранившемуся  в  моём потёртом блокноте.
То есть – в пенатах, счастливо обжитых  на Молдаванке.
В двух шагах от кинотеатра, за который  ещё так недавно  был у меня не большой интерес.               

***      

Навскидку - Ляля и не сомневалась всё это долгое время, что не столь уж близкого родича к ним «очевидная» принесёт.

Потому и встречала буднично и легко, будто давнее приглашение  то прозвучало не далее, чем на позавчерашнем фуршете.

-Я что, уже совсем без мозгов, чтобы не знать, какие у вас там проблемы откушать приличную рыбу.
Швыденько  слетай  на Привоз  и  будет нам судак фаршированным.
Или зажарим? – энергичная  Лялька уже на самом пороге-таки изнемогала в желаниях устроить мне райскую жизнь.
    
***


Знойный  июнь – этого вам сколько угодно в Одессе.
Топать по Молдаванке к Привозу, когда  макушка шкварчит, словно  кровавый бифштекс на раскалённой чугунке, казалось бы – на очень большого любителя.
Чрево же Одессы, кишит захлопотанными людями параллельно любым катаклизмам. 
Чтобы на знаменитом Привозе   взопревший клиент  остался при своём интересе ?! 
Тогда к чему это нытьё  за погоду?                               

Я откладываю на потом  изобилие рыбных рядов.
Зигзагами  любопытствующего пришельца  обследую периметры овощные, мясные, молочные.
И блаженно впитываю диалоги:                   
- И что мне потом сказать нашей маме, если  забрать эти яйца.
Они же у вас кругом битые!               

– Будем тереть Ваши стёкла? Они у нас чуть примятые!               


– Вы мине  сыру  ещё разочек провесьте. 
Весы у вас-таки  брешут под гирькой.               
– Ой,  не тратьте здесь своё драгоценное времячко.
Сбегайте за правильные весы. Но не здесь!



-  Сеня, мы совсем позабыли за завтрак! А зелень?               
– Мамочка, но это же опять деньги!               


– Виключайте уже свой телевизор, – со сдержанной корректностью раскланивается  продавец  с покупателем,  доставшим его своей эрудицией.               


Притормаживаю, обнаружив любопытный типаж, вращающийся в районе ароматных солений.   
Полтора центнера категорического отрицания диет с наглостью самодержца-сатрапа сдвигают всё, что не согласуется с их габаритами.               

На пути  безразмерная бочка с капустой. 
Мадам тормозит, потрясая окружающих мощнейшим  «органическим  духом» и, без либеральных вибраций, окунается в ароматную  глубину. 

Повеселив публику габаритами  харизматичных  низов, чудище,  астматично пыхтя,  выныривает с ладонями домиком без перекрытий,  доверху заполненными сочной закуской. 

Домик размером в парочку  мерных  блюдец.
Сок между сосисками-пальцами  обильными струями протекает обратно.               
– Таки дрянь! –  хищно чавкая  золочёными жерновами, протяжно извергает мадам.               

К прилавку длинная очередь.
Сражённая неслыханной антирекламой,  продавец  из всё ещё дружественной соседки-Молдавии,  теряет себя в поисках адекватных речей, но не прекращает работу.               

Мадам, дожевав до упора, делает руками на бёдра, размышляя «за погрузиться подробнее».            

Возвращается она оттуда выпученной от спонтанных усилий, и с пастью, в которую уже не вмещалось.

С наглой усмешкой ловит она жалкие интеллигентские взгляды, ожидающие хотя бы намёка на  раскаяние.               

– И вот это она хочет продать?! – фыркает наш раритет не прекращая жевать и, широко расставив открылки, грузно чешет тестировать благодушие прочих торговых рядов.
   

***


Рыбы так много и столько предложений вокруг, что как-то  не до раздумий  – правильно ли для тебя посчитают.
Я стаскиваю с весов заказанного мне судака и навожу справки, насчёт -  «прилично  рыбёшку разделать».

Думаю не мне лишь приятнее вести дело с людьми,   излагающими  душевно, и изящно забалтывающими  обязательные свои прегрешения. 
Удовлетворённое ржание клиента – ожидаемая мастерами реакция на изящные антрепризы, а порой, и достойная компенсация за  нестыковки, без которых и Привоз не базар.

По этому вот благодарному  ржанию и нахожу, кому  бы сердечно довериться  и  ошалело  отдаться.               

– И сколько с меня, что бы этого красавца почистить?               
– Три шекеля Вас устроит?               

Блуждая в лабиринте вопроса, я  застываю на вдохе.               
– У вас-таки проблемы с деньгами. 
Не морщитесь за это при людях.
Это так вам искажает  гримасу!
Я работаю вашу рибу, а вы подышите пока.
Подышите,  я вам говорю,  подальше  за эту болотную сырость. 


- И какой вам банкнотой удобней теперь? – выделил растерянного клиента мастер в толчее чуть пораньше, чем мне его вновь удалось отыскать.
– Нюхайте скорее  сюда и не распыляйтесь зрачком, если вас всё ещё интересует за рибу? 
Вы только гляньте на этот филей!  На этот размер! – с гордостью созидателя разворачивает он  мне сработанный им товар во всех оттенках, величинах  и ракурсах. – А на это и не надо глядеть, –  с фирменным безразличием указывает он на слизкие холмики  из потрохов, – это ми держим  для  кошечек! 

Кошечка у вас своя есть? 
Или наших покормим?!               
   

***


В будние вечера «случайного гостя» всякий раз ожидал  маленький праздник.
В сложившихся обстоятельствах я застолбил за собой право  обеспечить вечерним застольям   свежий и деликатный  продукт.
Однажды моё возвращение оказалось столь поздним, что из магазинов в нашем районе озарял темноту  лишь  «дежурящий хлебом» на Мясоедовской.

Встряв  азартною ступнёю своею  в щели закрывающегося на ночь магазинного створа, я озадачил заспанных хлебобулочных жриц  казалось бы очевидным  вопросом:      

–  Свеженького мне не поищете?               

– Ой, щупайте уже скорей, пока ЧУЖИХ  нет! –  слажено удивились пришельцу добродушные торговые тётки...
 

Да разве так важно, что за вас могут подумать в Одессе,  когда у них в булочной вас уже определили В СВОИ ?!!