IV. О лирике

Глава 1

О возможности применения логики в литературоведении

§ 1. Понятие ‘лирика’ и представление о лирике в литературоведении

Для современного литературоведческого обихода характерно следующее высказывание:
«В этой книге я не пытаюсь ставить вопрос о том, что такое лирика вообще, вопрос, который может решаться — в плане чистой теории или исторической поэтики — лишь на многовековом сравнительном материале.  Задача здесь другая - рассмотреть в их исторической перспективе ряд проблем, живых для нашей литературной современности.  На протяжении векового периода истории русской лирической поэзии (от начала девятнадцатого века по десятые годы двадцатого) я останавливаюсь на тех узловых, переломных моментах, когда именно лирика привлекала внимание читателя и имела решающее значение в русском литературном процессе".  (Лидия Гинзбург.  О лирике. Изд. 2-е, дополненное.  Советский писатель.  Ленинградское отделение, 1974.  Введение.)

Это заявление соответствует моей цели тем, что оно позволяет, с одной стороны, показать отличие представления от понятия, а с другой — получить отчётливое понимание того, что называется сейчас литературоведением, и почему большинство литературоведческих сочинений не могут с полным на то основанием рассматриваться как научные работы, что, безусловно, не отменяет их ценности в других отношениях. 

Из уже процитированного «Введения» классической для отечественного литературоведения книги Л. Я. Гинзбург приведу другую цитату, которая хорошо иллюстрирует широко распространённый подход к лирическому произведению.
«В искусстве, — пишет Л.Я. Гинзбург, — нет восприятия внеисторического, но историзм может быть непрояснённым, неосознанным или "замалчиваемым" в силу определенной исследовательской установки.  Любой читатель Пушкина или зритель шекспировской трагедии, даже самый неподготовленный, при самых смутных исторических представлениях, — знает всё же, что выражаемое или совершается в другую эпоху, живущую по другим социальным законам.  И что слова тут другие.  Услышав неизвестное нам стихотворение, мы прежде всего стремимся узнать дату и автора, — это необходимо для предварительной исторической ориентации восприятия.   В.. статье «О лирике как разновидности художественной речи» Б. А. Ларин показал, как беспомощно восприятие текста вне его традиции, как недоступен истолкованию «анонимный, недатированный, заведомо не современный стихотворный фрагмент» ...»
Проговоренная в этих цитатах необходимость заранее заданного «контекста» художественного произведения (дата, автор, — как минимум) является значимым признаком того, что литературовед пользуется обобщенным представлением о лирике, но не понятием, закреплённым за соответствующим термином.  Так в некоторых культурах и субкультурах не «знают» человека до тех пор, пока не проведают о его родителях (желательно, чтобы до седьмого колена), должности и прочем, что является несущественным для определения данного индивида как человека.
Интересно наблюдать за тем, как после заявления об отсутствии намерения давать определения «вообще лирике», Л.Я. Гинзбург приводит как свои, так и заимствованные определения лирики, которые по сути являются описанием впечатлений, производимых лирикой, и теоретическим обоснованием этих впечатлений.
 
Такое представление о лирике является широко распространённым и без должного критического осмысления присутствует в современных учебных материалах: «В лирике (др.-гр. lyra –музыкальный инструмент, под звуки которого исполнялись стихи) на первом плане единичные состояния человеческого сознания: эмоционально окрашенные размышления, волевые импульсы, впечатления, внерациональные ощущения и устремления. Если в лирическом произведении и обозначается какой-либо событийный ряд (что бывает далеко не всегда), то весьма скупо, без сколько-нибудь тщательной детализации (вспомним пушкинское «Я помню чудное мгновенье...»). «Лирика, – писал Ф. Шлегель, – всегда изображает лишь само по себе определенное состояние, например, порыв удивления, вспышку гнева, боли, радости и т.д., – некое целое, собственно не являющееся целым. Здесь необходимо единство чувства». Этот взгляд на предмет лирической поэзии унаследован современной наукой.  Лирическое переживание предстает как принадлежащее говорящему (носителю речи). Оно не столько обозначается словами (это случай частный), сколько с максимальной энергией выражается. В лирике (и только в ней) система художественных средств всецело подчиняется раскрытию цельного движения человеческой души».
Хорошо аргументированным отказом от понятийного определения лирики становится «Введение» М. Л. Гаспарова к сборнику «Лирика: генезис и эволюция. — М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 2007), — здесь тоже торжествует историзм впечатлений:

«Лирика интуитивно опознается легко, но точному определению поддается трудно.  Как всякий жанр, она совмещает в себе разные признаки на разных уровнях строения произведения.  <…> В разных культурах эти признаки соотносятся по-разному, и в разные эпохи важность их оценивает по-разному.  <…> Самый общий признак лирики — небольшой объем произведений. <…> На уровне звукового строения главный признак лирики — это стихотворная форма. <…> На уровне словесного строения главный признак лирики – это стилистическая украшенность, ornatus.  <…> На уровне образного строения главный признак лирики — это статическая композиция.  В эпосе, как стихотворном, так и прозаическом, образы и мотивы располагаются (в основном) во временной последовательности событий, а в лирике — в последовательности логических связей мысли или психологический ассоциаций чувства (со множеством переходов между этими «или»). <…> Наконец, на уровне идей и эмоций лирика теоретически не знает тематических ограничений.  Практически — другое дело: в каждой культуре исторически складывается и закрепляется свой традиционный набор тем, идей и эмоций. <…> Искренность, индивидуальность, психологическая неповторимость лирики — такая же литературная условность, как и всё в поэзии».  (Гаспаров М. Л. Введение. — Лирика: генезис и эволюция. — С. 7 — 12)

В другом случае М. Л. Гаспаров уведомляет читателя: «Эта книга – очерк истории русского стиха, а не истории русской поэзии. Здесь описывается создание арсенала поэтических средств, а не те войны, которые велись оружием из этого арсенала» (Гаспаров М. Л. Очерк истории русского стиха. Метрика. Ритмика. Строфика, 2000. — С. 4)

Нужно признать, что величественное здание стиховедческих трудов М. Л. Гаспарова — с его точными наблюдениями, выразительной и обширной статистикой — свидетельствует о том, что речь художественных произведений обладает ритмической организацией, которая меняется со временем.  Самый глубокий и самый подробный анализ этой ритмической организации, равно как данные о предпочитаемых в то или иное время рифмах и других средствах версификации, ни на йоту не приближает нас к пониманию того, что такое лирика, и не позволяет отделить художественное произведение от произведения нужного, интересного, но не художественного, например, стихотворных вставок в трудах Л.Ф. Магницкого.

Научный подвиг М. Л. Гаспарова чрезвычайно важен для меня, потому что собранный и систематизированный им материал может и должен быть использован тогда, когда мы всё-таки обретём чёткое, логически выверенное понятие того, что такое лирика; когда мы сможем отличить лирику от других разновидностей художественной словесности, отличить лирику от того, что не является лирикой. 

Раздел «Понятие "лирика" и представление о лирике в литературоведении» можно было бы значительно расширить ссылками на многочисленные работы литературоведов; из этого может получиться интересная глава в исследовании истории литературоведения.  Если судьба мне позволит, я непременно разверну сделанные здесь заметки.  Но на данный момент сказанного считаю достаточным, чтобы утверждать, что господствующим в литературоведческом обиходе является обобщённое, с трудом поддающееся верификации представление о том, что должно содержаться в понятии "лирика".  О литературной критике в этом отношении и говорить не приходится, поскольку ей по природной сути её не дано заботиться о логической состоятельности.

В заключение приведу самое моё любимое определение лирики.  И хотя это тоже всего лишь обобщённое представление, и хотя им тоже нельзя воспользоваться для доказательного различения лирики и не-лирики, мне нечего возразить ему, но остаётся лишь принять его безоговорочно.

Определение лирики

Медведица мрачная – локально
распространенный вид бабочек,
требующий охраны…
     Из справочника

Серое с красным; присыпка табачная;
Четко очерчены черным края…
Бабочка вида «Медведица мрачная» –
Эка нелепица, радость моя!

...Вот и упьюсь параллелью невзрачною:
В мире,
который прекрасней, чем быт,
Лирика тоже – медведицей мрачною
Ясно лучится и вольно парит.

Темно ли светлая, светло ли темная, –
Как бы там ни было, – малость огромная, –
Не уставай
ни порхать, ни реветь,
Легкая бабочка, мрачный медведь!

Татьяна Бек