Плач по Марине

Обособленность —
Месть и честь —
Обособленность – просто есть —
Как бриллиант чистейшей воды
В родниковой воде дня.
Для и для
Тех, кто будет не здесь —
Для глаголы и речи ток —
Небожительницей стиха —
Из стихий – в пространство, где Бог.
Сквозь тетрадь, сквозь стремительный бег —
Взлет — и крылья — и присно и днесь.

На окраине Жанной д’Арк,
Аркой вверх взойти к небесам,
В лес медонский — медвяная  стать —
Выпрямиться, просто — стать
Вздохом, воздухом, серебром —
Легкокрылой наяды страсть.


В зелени леса как в колыбели —
Силой наполниться, токами жизни —
Воз-в-РАтиться — к своей отчизне,
Той, что — внемлет.

Матушка Мать-Сыра-Земля вылечит,
Исцелит все ожоги, ссадины, раны,
Освежит и умоет, покроет все травмы,
Скажет:

— Беги, дитя! Живи, дитя!
  Пой, дитя! Будь, дитя!

И отпустит.

Королевские же леса
В королевстве летнего дня.

Королевская воля — бег
За сверкающим Словом  — вверх —
Уловить, услышать, успеть —
Спеть.
Строфы — вниз, строки — здесь, строки из —
Над — Парижем — сияньем — лучом —
Поднимаясь  над  — «где и почем»?
Преломляясь спектром — плечом —
Проливаясь водой ключевой
Кастальской, сенью святой.

...А дальше там, в равнине дня —
Бу-бу-бу-бу — толпы сообществ —
Роп-от, роб–ость — мет-ла —
Посуды мытье — станция для
Домашних — черновики —
Почти украдкой.
Утро, украденное у стиха.
Да и ладно. На то и семья.
Будут, будут еще стихи,
Еще стихи.
Бриллианты чистой воды —
В воде за мутной гранью стекла.
Да Елабуга подождет,
И Москвы далеки купола,
А последнего августа лед
Еще будет когда.

Но у памяти — с тех самых пор —
Словно из затворенных пор,
Изо всех повылезших нор
Кротовьих и просто нор —
Свой резон —
Та елабужская тишина.

И последний козырь судьбы —
Те, елабужские столбы —
Столпнице.

Говорят на миру смерть красна.
На таком миру ужа-са —
Юща.
ОговОренная душа среди толп от чека.
Среди массы безликих тел,
Среди сонма великих дел,
Не нашлось других важных дел
До единой, той, что жила.
Проходя сквозь строй как сквозь казнь,
Не упасть бы, не выпасть им в масть,
Местью чуждых пространств и глаз —
Быть травимою дичью в лесах
Не королевской охоты,
Не в Мокропсах,
Просто в — псах.
Птах.
Потом.

Одиночества нет полней — одиночества среди людей.
Среди массы глухих тел — одиночеству — здесь предел.

Этот образ —
Марина в толпе,
Осужденная на предел
Одиночества —
На предель —
Ное, Ноем —
Движется медленно —
Над пространством и временем –
В свой последний маршрут —
Не к жизни, а  — от —
Вот тут —
Не забыть никогда.

С корабля, да  совсем не на бал —
Клевета, клевета, клевета.
Изощренная ложь и страх.
Им – бояться ее? Как?
Им — бояться ее — смех и страх.
Черно-белое лжет домино — так
Крапленые карты лгут.
На погост, не в Чистополь ей путь.
Литераторы прячут глаза,
Ни души.
Молодцы, мастера.
Прах и пух.

Через много лет, жизнь спустя,
В старом храме, в сплошных слезах,
На коленях — "помилуй Бог!" —
Сам Асеев —  "прости меня!" —
Каял-ся
За Марину.

Ну в общем, да.
Последние дни не лучше первых.

Сквозь эти стада стыда —
Одна —
Достойнейшая из первых —
Чувствительнейшая — из нервов —
Натянутая струна —
Небожительница любви,
Святожительница русской речи —
Рыцарь Образа неумолчный  —
Вздернута на крюке потолочном.


…………………………………


И — в распахнутое окно —
Вслед —
За двумя последними палачами —
Ветер —
С ангелами,  свечами,
Плачами,
Панихидами — 
Сквозным молчаньем —

О судьбе российской Сапфо.

Плачь по Марине.