Эдгар Аллан По. Ворон

Как-то в полночь, в скорбь немую я, ослабший,
                в ночь  глухую
Над старинными томами позабытого того
В полудреме чуть склонялся, но внезапно звук
                раздался,
Словно кто-то постучался в дверцу дома моего.
«Это странник, - я подумал, - возле дома моего.
            Странник – больше ничего».

В декабре, я помню, было, сумрачной зимой унылой,
Когда тень любая – призрак, что встревожен   
                навсегда               
Как желал тогда рассвета! Как я ждал во мгле ответа!
Не снимали книги скорби – уходили в никуда
Мысли их, одной Ленорой, той, что скрылась
                навсегда               
В небесах средь серафимов, той, чье имя навсегда
             Стерлось в мире – без следа.

Тихий шепот штор лиловых, ночных мыслей нездоровых
Порождали страх неясный в ране сердца моего.
Разум, думал, успокою, повторял во тьме порою:
«Это визитер стучится в двери дома моего.
Поздний гость приюта просит
                у крылечка моего, -
             Гость – и больше ничего!»

Поборов в душе тревогу, избрал новую дорогу:
«Сэр, - сказал я, - Или мистрис, замедленья моего
Не судите так, обидеть не хотел я никого.
Я дремал недавно, знались, слишком тихо вы
                стучались 
В двери дома моего.» Распахнул тогда я настежь
                дверцу дома моего:
             Тьма – и больше ничего.

Глубоко во тьме взывало нечто, душу волновало
Нечто, что не посещало в мире смертных никого.
Тишина несокрушима, темнота же – недвижима,
Лишь «Ленора!» прозвучало слово сердца моего.
Это я шепнул, и эхо
                повторило раз его.
             Эхо – больше ничего.

В комнате душа горела, вскоре повторилось дело:
Стук, услышал я, стал громче. Я сказал:
                «Да ничего.    
Происходит все случайно, без какой бы либо тайны.
Успокою на мгновенья стуки сердца моего.
              Ветер – больше ничего.»

Приоткрыл окно, и странный показался гость незваный:
Из-за ставней влетел Ворон, Ворон прежних светлых
                дней.
Будто лорд иль леди – диво: важно и почти спесиво
Он вспорхнул на бюст Паллады, сел так мягко на него.
               Сел – и больше ничего.

Это птица не стращала – грусть в улыбку обращала,
Но кладбищенские скорби не сокрыть ни от кого.
Я сказал: «Твою мы хитрость одолеем без труда.
Лишь скажи мне, древний Ворон, из Ночи
                попав сюда,
Свое имя, то, что носишь ты с рождения всегда.»
            Молвил Ворон: «Никогда».

Не было почти предела удивлению – несмело
Слушал я ответ столь мрачный, чуждый счастью
                навсегда.
Мы не можем согласиться, что надежды будут длиться
Так недолго… Но а птица над дверями никуда
Не исчезнет, и несчастья остаются навсегда,
           Если имя: «Никогда».

Ворон говорил так слово, хоть оно было не ново,
Будто всю свою он душу изливал в нем, и когда
Без движенья на Палладе он сидел, словно
                в отраде,
Прошептал я: «Друзья скрылись уж на вечные года.
Утром он меня покинет, как надежды – навсегда.
               Молвил Ворон: «Никогда».

Услыхав вновь это слово, произнес я, вздрогнув снова:
«Верно, Воронов хозяин глубоко страдал всегда.
Был угрюм он и невесел, вместо нежных, добрых
                песен               
Научил свою он птицу повторять одно всегда,
             Только слово «Никогда».
               
Размышлял я так, невольно успокоился довольно,
Сел в свое тихонько кресло, голову подняв туда,
Где был Ворон, бархат кресел, лампы свет
                неинтересен 
Для него, того, кто горе на земле несет всегда.
             Что же значит: «Никогда»?

Тщетно разгадать старался эту тайну, рисовался
Надо мною черный Ворон с мрачным взором
                навсегда.
Заронил одно сомненье, и поник в немом мученьи
Я на бархатной подушке, в свете лампы… Никогда
На лиловый бархат кресла, как в минувшие года       
            Не припасть ей – никогда!

«Подожди, - сказал я, - реет и как будто что-то веет…
Иль с кадильницей небесной серафим пришел сюда?
Шелестит как дуновенье… Это Бог послал
                забвенье!
Пей же сладкое забвенье, чтобы в сердце навсегда
О потерянной Леноре стерлась память – навсегда!»
          Ворон каркнул: «Никогда».

«О, пророк! – вскричал я, - вещий! Птица или дух
                зловещий!
Небеса ль тебя послали или Ад принес сюда
Из пещеры мертвой, бренной, вечно хладной
                и нетленной!
Я молю, скажи: забвенье обрету ли я когда?»
            Каркнул Ворон: «Никогда!»

«Умоляю, пророк вещий! Птица ты иль дух зловещий!
В Небесах, что ныне Богом скрыты от меня всегда,
Мне откроется ль святая, что живет в преддверьи 
                Рая               
Та, которую Ленорой ангелы зовут всегда?»
            Каркнул Ворон: «Никогда!»

«Прочь! – воскликнул я, вставая, - Прочь отсюда, птица злая!
Возвращайся в царство Ночи, улетай опять туда!
Забери обман позорный, словно оперенье черный.
Прочь, оставь меня навеки одного здесь – навсегда!
                Каркнул Ворон: «Никогда!»

И сидит недвижно вещий Ворон, черный гость
                зловещий,
С бюста бледного Паллады не умчится никуда.
И глаза его пронзают, точно демоны терзают
В сновиденьях меня; лампа на пол тень
                бросает, да!
И душа моя из тени на полу за все года
                Не восстанет – никогда!

28-29 июня 2016