Час пик

                Памяти Владислава Листьева

                1
Еще вчера шутил с экрана,
Лукавый, умный и живой.
И над темнеющей Москвой
В прямом эфире, без обмана,
Был слышен голос молодой.

Он мягкий ус крутил рукой,
Поверх очков глядел порой,
Выспрашивал ответ желанный...

И как же слышать страшно, странно,
Что нет его. Обрел покой.
Чернеет пулевая рана,
И тяжек дух пороховой.

Но стал в годину лихолетья,
В забвеньи лучшего всего,
«Час пик» рождением бессмертья,
Наставшего вдруг для него.

Средь нас же – скорбь и возмущенье,
И боль, и оторопь, и гнев.
Снесем и это оскорбленье,
Все прежние перетерпев?

Так пусто без него в эфире,
Что, кроме скудных новостей,
Как будто нет сегодня в мире
Чего-то искренней и шире,
И мало творческих людей.

Но, как ни бейся, всё напрасно,
От злобы жизнь не уберечь.
Тому, кто лег навек безгласно,
Зачем сочувственная речь?

И утро рассветает хмуро.
В нем будущего нет, увы,
Когда готовы пули-дуры
Для одаренной головы.

И снова зло без воздаянья,
А на вопрос ответа нет.
В тумане скрывшиеся зданья,       
Печальной музыки звучанье,
Холодный и бесстрастный свет.

2 марта 1995 


                2
Сорок дней, как его уже нет.
        И хотя бы надежда была
На справедливость, на истины свет,
        На покарание зла...

Сорок дней, как он был убит.
        До сих пор эти пули – в нас.
Но память голос его хранит,
        Улыбку, лучистость глаз.

Как поверить, что больше уже никогда
        В глаза его не взглянуть,
От сиянья которых любая беда,
        Казалось, смягчалась чуть-чуть.

И вечерний час без него – как немой.
        Чужд и криклив эфир.
А ночь сгущается над страной
        Зиянием черных дыр.

Стране – погибающей, может быть,
        Угнетенной нуждой и войной, –
Нужен был шок, чтоб ее пробудить?
        Но не такой же ценой!

Да, правда: теперь мы уже не те,
        Забившись под утлый кров,
Слепо сползающие к черте,
        За которой – порох и кровь.

Это горе многих из нас обожгло,
        Но нет другого пути,
Кроме как вместе осилить зло,
        Не дать ему всех смести.

Проходит шок, но, как в первые дни,
        Боль всё так же саднит.
Мы теперь без него одни,
        И только скорбь единит.

Бессильна смерть! Пусть его черты,
        Всё, чем щедро был наделен,
Дар человечности и доброты –
        Сохраняют память о нем.

10 апреля 1995