Питер
и сорок дней по пустошам таскал,
но, грянув оземь, я узнала Питер
в открывшемся мне зеркале зеркал.
В меня глядели львы его и птицы,
нетварным светом тлели купола,
впивалась в окровавленные ситцы
его адмиралтейская игла.
Неделя сна впадала в отходные,
Цирцеи выходили на панель,
ночных огней цветные позывные
вели челны улиссовы на мель.
Трепал мой ветер радуги напраслин,
мостил асфальт трофейным янтарем,
купал мой дух в густом фонарном масле
и пах бензином, морем, сентябрем.
А я лежала жадная до тверди,
и улыбалась бреду моему,
что за одно дыхание до смерти
понравился распятому уму.
В бреду я пела с теми, с кем хотела,
и не был лишним мой цыганский альт…
Но теплый воск безветренного тела
безвольно тек на стонущий асфальт.
И Питер, покривив гранит в усмешке,
склонился над окалиной моей,
и я, уже приметившая вешки,
брела назад на зов его Цирцей.
И больше голос мой в ключах альтовых
и в верхних «соль», случись когда достать,
не путая святыни и альковы,
не рвался вниз и не срывался вспять.
("Питеромания")
Свидетельство о публикации №116062500539
Острый драматизм, философичность, образность -
всё присутствует в этих отточенных строфах.
С уважением,
Яков
Яков Рабинер 19.07.2016 06:47 Заявить о нарушении