Неоконченный диалог Писателю В. Аллою
Посвящается ушедшему писателю В.Аллою
1
Как комната твоя пуста
Вне высоты и постоянства.
И плавно с белого листа
Исчезли все стихи пространства.
На месте книги и вино,
Мороженое под «Казизом»,
И в зале тихо и темно,
И крест луны повис карнизом.
И как-то нервно, не спеша
Здесь что-то странно происходит,
Наверно здесь твоя душа
Себе покоя не находит.
По капле мига, еле-ель
Забьётся сердце – выше, чаще,
Как строго убрана постель
Последний раз рукой дрожащей.
Огромный пёс и ты за ним,
Быть может, вышли - переулком,
И связаны путем одним,
Идете прочь легко и гулко.
Текут созвездия вам вслед
Под ночью спящего Парижа.
На кресле брошен алый плед
И профиль комнаты недвижим.
Кто был тебе звериный Бог –
Последним братом, другом, сыном
Куда, попавшие врасплох
В душесвечении едином?
Зачем открыл ты свой Сезам,
Под хрупким льдом небесной арки,
И почему любви бальзам
Не остудил рассудок жаркий.
Всё стерто ведомой рукой,
Нездешней вспышкой Алладина.
Как больно в комнате такой,
Где ни хозяина, ни сына.
2
В полусне, как в полукоме
В смерть свою лети.
Ничего не изменилось – кроме
Твоего пути.
Нам оплакивать. Все плачи
Знаем наизусть.
Раньше всех уходишь, значит,
Улетаешь. Пусть.
Дальше – вдоль – вразрез нежнее,
Боль грудная – сталь.
Провожающим страшнее.
Пассажирам - даль.
Где и как твой ангел дышит
В высоте ничьей.
Снег и воск огнем колышет
Дождевой ручей.
Небо – гуще. Небо – ниже.
Твоих звезд пунктир.
Два часа в сыром Париже.
Пламень двух квартир.
3
Расставил январь свои шахматы улиц и снега.
И плавные ливни огней опрокинулись в сад.
Мгновенье назад не замедлил ты страшного бега,
Уход, словно выстрел, за шахом последовал мат.
А после и мы – побежденные пешки – скитальцы
Упав на колени, забыли обиды и бред.
У жизней своих скоротечных в долгу – постояльцы
Склонили все головы. Медлила ночь и рассвет.
Разлет воронья от стенанья – до детского всхлипа.
Упало на грудь не проросшее Время сует.
От ницшевских бурь, сквозь Эзопа, Эсхила,Эдипа
« Минувшее » вышло на белый обманчивый свет.
И встало, как строй, на простых неокрашенных полках
Твою высоту содержа, как беременность – плод,
И небо разбилось на тысячу мелких осколков,
И медленный мед тишины засочился из сот.
И в дар немоте, как слепая, замерзшая птица,
Монашка – любовь запахнется неверной полой.
В небесном хранилище книга закончит страницу
Негромкою надписью справа – Владимир Аллой.
И лёд апельсиновых губ нерыдающих женщин
Вокруг фонарей. Вертикальная пропасть – кровать.
И логика вся – это мозг, что уходом увенчан,
И просто не смог научиться вторично дышать.
4
Смеялся ворон на январской тризне.
Изюм и рис смешался с новым семенем.
Смерть – это плод отяжелевшей жизни.
Жизнь – это смерть, беременная Временем.
7.01.2001 Париж
Свидетельство о публикации №116062108488