Письмо Наталии Николаевне Пушкиной

     Всё началось весьма странно. Сначала было слово, и этим словом было имя на белом камне… Бог знает, о чём думают люди, называя своих новорождённых детей так или иначе. Кто-то получает имя не вернувшегося с войны предка,  кого-то называют в честь героев, спортсменов, космонавтов, поэтов. Меня назвали в честь жены Поэта…  Мои родители решили, что это красиво,  мелодично и настраивает на романтический лад. А меня  моё имя тяжелым танком переехало.  Это не гипербола – жизнь. Только вслушайтесь: На-та-ли-я. Та ли я? Совершенно не факт, - и ворох мучительных колебаний на пустом месте. И ещё – «На!» - без малейшего намёка на  «А что я получу взамен?» Конечно, не оскудеет рука дающего, лишь  бы силы не иссякли… Я тоже была женой гения. Он тоже был старше меня на тринадцать лет. Он тоже был эгоцентричен и до неприличия ревнив. Всё было, и даже в некотором роде была дуэль. Вот только убили на ней меня. На много лет вперёд. Я ЗНАЮ, что говорю…

     Здравствуй, моя блистательная тёзка! Нет, я не нарушу твоего спокойствия, просто тихо посижу рядом и помолчу о своём. Не удивляйся, я твоя младшая сестра. Живу в странном мире далекого от тебя века, где свою самость, свою человечность, свою НЕ-похожесть на других нужно отстаивать в железной броне и с мечом на боку. Где врачи продают сердца и почки людей, как запчасти от машин, только значительно дороже. Где ежеминутно идёт война за передел мира, типа, «во имя Аллаха», но сие только декорация. На самом деле это война за то, кто ты, где ты и какой или какая именно ты прямо сейчас. И исход её заведомо не известен. Водораздел войны и мира, правды и лжи, ярости и нежности находится не ГДЕ-ТО ТАМ, за горизонтом, а в тебе, внутри, поэтому некуда бежать, некого обвинять, не у кого просить помощи. Вот уж действительно, всё своё ношу с собой... У нас люди привыкли говорить: «Это не мы такие, это жизнь такая». Врут, сволочи. Себе врут. Им так легче мириться с серой повседневностью, которую они сами сделали таковой. Видимо, этот мир накопил слишком много грешников, земля пытается очистить себя, как может, поэтому на её поверхность с завидной периодичностью падают самолёты. Ты не знаешь, что такое самолёт? Это не беда. Люди хотели быть птицами, поэтому научили летать самолёты. Но ведь и птицы когда-то умирают и падают. За два века мы до полной неузнаваемости изменили мир снаружи, но сами изменились мало. По большому счёту

                К чему конкретность календарной даты?
                Ведь в жизни ничего не изменилось:
                Всё те же страсти, то же лицемерье,
                Земной круговорот добра и зла

продолжается. И страсть идеализировать дни минувшие осталась. Если настоящее часто видится в тёмных тонах, а будущее пугает своей неопределённостью, то прошлое всегда окутано романтическим серебряным флёром. Я вижу как наяву горбатые петербургские мостики, нарядные особняки за витыми чугунными решётками, суету движущихся в разные стороны экипажей, дрожащие блики тусклого северного солнца в колючей невской ряби и твои бездонные, полные  печали глаза под полупрозрачной вуалью. Однажды, во время одной из своих суматошных поездок в Питер, я почти пришла к тебе. Двинулась  по Невскому, куда глаза глядят, рассчитывая выйти на Дворцовую площадь, а пришла к тебе в гости, к Александро-Невской лавре. Было уже достаточно поздно, и ворота кладбища оказались закрыты. Хотя, возможно, они закрыты всегда. Мы находились по разные стороны ограды, я – живая и ты – уже двести лет живая. Поговорили немного и разошлись. Вернее, это я «разошлась». В свою гостиницу. Думаю, ни один человек, даже самый близкий тебе, не знал тебя до конца. Да ты, скорее всего, и не пускала никого в свою израненную сущность. И твоих искренних друзей можно было посчитать по пальцам. Враги – были, завистники – были, злопыхатели – были, судьи – были, клеветниками можно было улицу мостить. Попробуй тут не сойти с ума. «Ах, злые языки страшнее пистолета…» А ещё – выходящий за пределы разумного муж, это отдельная статья. Сегодня он – гуляка и хулиган, а назавтра его тумблер переходит в другое положение. Щёлк!.. Он уединяется и создаёт гениальные произведения. Легко? Почему-то всем интересно, как ЕМУ было с тобой, но кто бы спросил, как ТЕБЕ было с ним?!

     Пушкин… Таша, не нам с тобой его судить. Трудно передать, тем более трудно осознать непосвящённому тот ни с чем не сравнимый трепет души, когда она бьётся на кончике пера, как стрекоза на иголке. Когда ты понимаешь, что твою руку (или душу?) с пером ведёт кто-то, который НЕ ЗДЕСЬ, а ты почти ни при чём, ты не принадлежишь в этот миг ни себе, ни другим, ты просто Проводник. Ты камнем падаешь с Бруклинского моста*,  и счастливее тебя нет никого. Что такое по сравнению с этим мокрые детские пелёнки, надменно поджатые губы тёщи и ворох неоплаченных  счетов? Люди, идущие путём Проводника, за свои ошибки платят жизнью. Вопрос только в том, что потом со всем этим хозяйством делать женщине, которая осталась одна.

    Тебя судить я тоже не хочу. Знаешь, у меня когда-то была пациентка, которая тридцать  лет проработала судьёй. Это была дама, больная насквозь. И я всё пыталась хотя бы представить себя на её месте, - и не могла. В суде все роли заведомо и чётко распределены. Прокурор ищет любую возможность, чтобы посадить, особенно когда это щедро оплачено, адвокат ищет в законе любую зацепку, чтобы оправдать или хотя бы смягчить наказание. А судья должен принять решение. И что делать, если буква закона говорит одно, а твоё сердце – совершенно другое? А если выясняется, что ты наказал невиновного и уже ничего нельзя исправить? Как с этим жить? У меня бы не получилось…

   Скажи, сестра моя, принесла ли тебе счастье твоя божественная красота? И что она вообще такое – красота? Неужели только определённое сочетание цвета и формы, повышающее цену того и другого на рынке человеческих отношений? Мне всегда думалось, что если гармония формы и содержания невозможна, то, по крайней мере, содержание первично. Но каждый день в жертву красоте с готовностью приносятся тысячи людских сердец, и с той же готовностью они разбиваются о её холодное высокомерие. Это тоже вечная тема. Была бы форма, а содержание в неё в любой момент вдохнёт наше воображение.

   Красота рождается не вдруг, природа кропотливо трудится над созданием шедевра. Она тщательно и осторожно смешивает краски, и постепенно из прихотливой игры полутонов и полутеней начинают проступать черты будущей мадам-совершенства. Будьте любезны, не топайте ногами, не будите её. Её нельзя торопить. Не помогайте бабочке избавиться от кокона. Настанет момент – и она выпорхнет оттуда сама. Кто даст гарантию, что так же хороша будет её душа? Эта мятежная, таинственная, непостижимая русская душа, она – вещество? Поле? Сгусток информации? Нечто выходящее за рамки нашей пресловутой трёхмерности? Как это указывается в официальных бумагах: «прочее»? (Нужное подчеркнуть…) И что движет ею? Только ли любовь?.. Представляешь, сегодня на лекции доцент с ФУВа безапелляционно заявил, что, когда человек умирает, масса его тела уменьшается на 60-80 граммов вовсе не потому, что уходит душа, а потому что человек перед смертью тратит огромное количество энергии, делая последний отчаянный рывок в сторону жизни, и действительно немного теряет в весе. Вот такой грубый материализм. Ты тоже так думаешь? Я воздержусь от комментариев. Сия точка зрения мне не близка.

   Ещё давно хочу спросить, как тебе понравилось быть фрейлиной, сестра? Я уверена, что ты чувствовала себя гадким утенком на великосветском птичьем дворе. Уверена, что твоя толстая начальница-надзирательница с волосатой бородавкой на носу тихо ненавидела тебя и злословила над каждой твоей оплошностью, над твоим провинциальным нежеланием угадать и угодить. Ниже реверанс, сударыня, глубже, ничего, не развалитесь! И не держите голову так, как будто у вас шею заклинило! Голодранке нельзя быть такой гордячкой.  Кланяйтесь, чёрт побери!!!  А жеманство, двуличие и умение вдохновенно врать многие и теперь считают знаками хорошего тона. Даже вполне себе умные люди. Но ум и разум, - как говорят в Одессе, - две большие разницы. Вытри слёзы, моя дорогая. Ты – вчера-сегодня-завтра-всегда и я – тоже. Поэтому ты рядом. Гадкий утёнок не может без конца дрожать в ледяной полынье, он должен обрести свою стаю, свою духовную семью, свою родину. Ибо это правильно. Ибо редким особям даётся это трудное счастье – будучи Собой, позволить другому остаться Другим, да ещё и праздновать это вместе…

   Была ли ты счастлива с мужем, Натали? Не знаю. И никто теперь правду не скажет.  Твои биографы напишут, что ты умерла от пневмонии. Это и правда, и неправда одновременно. Ты умерла от печали, которую носила в себе много лет, и доступа к которой не было никому – ни близкому, ни постороннему. Пылкий, порывистый Пушкин, открытый всему свету, со своей неуёмной жаждой новых впечатлений, новых историй, достойных описания, новых знакомств с хорошенькими и остроумными женщинами, – мог ли он быть предан одной-единственной, когда его увлекали «те, те, те, и те, и те»? Да, мог. Греки называли её Эрато. Но кто она? Вольный ветер.

   …Скоро рассветёт, а Александра Сергеевича ещё нет дома. Где-то носит нелёгкая его своенравную Музу? Оплывают свечи в бронзовых канделябрах, торопливые капли горячего воска с глухим стуком падают на паркет. Тоненькая женщина в длинной шали с кистями отодвинула тяжёлую портьеру и прижалась лбом к оконному стеклу. Что же делать, Натали, – прислушаться к вкрадчивому шёпоту сердца или смиренно нести дальше тяжёлый крест жены Гения?

                Тогда в густом предутреннем тумане
                Растают златокудрая Венера,
                Сыгравшая такую злую шутку,
                И Купидон, хохочущий до слёз…

1997-2016

*Если кто-то не смотрел «Кейт и Лео» - получите удовольствие