Фантазия о Василии Розанове

Вконец измученный бессильем,
Я забываю тяжесть лет,
Когда несёт меня на крыльях
Иной, прекрасный интеллект.

Тревожит душу совершенство,
Пир логики, ума, мечты,
И умирают от блаженства
Мои последние цветы.

Какая нежная мантилья
Укрыла горьких снов разгул!
А это Розанов Василий
Ко мне на полку заглянул.

Он над землёй кружился в танце,
Он рос небесною травой.
Я говорю ему:
- Останься! -
Но он качает головой.

- Сто раз прославленный на тризне,
Я понял:
Слава – баловство.
Жаль, непохож был я при жизни
Ни на кого,
Ни на кого!

Чужая бездна лезла в щели,
Пытаясь петь наоборот.
Я говорил,
А все немели
От ужаса моих высот.

Бесились праздные газеты,
Томилась грубая возня
И жалкие авторитеты
Шипели злобно на меня.

Был поздний вечер.
Гвозди ныли,
Держа распятых на кресте.
И я спросил его:
- Василий,
А как жилось при суете?

- Мир не приемлет поцелуя,
Он весь нацелен на скандал. -
Ответил Розанов, тоскуя:
- Я голодал и холодал.

Я жил как будто бы в подвале,
На самом краешке земли,
Пайков мне сладких не давали
И дров для печки не нашли.

Всё нежное вдруг стало пылью,
Когда пробил жестокий час.
Большевики совсем забыли
О том, что ЧЕЛОВЕК угас.

У них была своя планета,
Где зло всходило, как заря.
Они готовили декреты
И открывали лагеря.

Их заблужденья были в силе,
Пока дрожал безмолвный крик, -
Промолвил Розанов Василий
И затерялся среди книг.

А я сидел в усталом кресле
Под впечатлением огня.
Все обольщения воскресли,
Чтоб в синий сумрак звать меня.

Как ненадёжно годы прожил,
В душе лелея торжество.
Хотел всегда быть непохожим
Ни на кого,
Ни на кого.

Но ни на йоту не раскаюсь
В своей тревоге золотой.
Пускай я с властью не бодаюсь,
Считая это пустотой.

Но все находки и потери,
Как истины, веками длю.
Ну да, я в Бродского не верю
И Пастернака не люблю.

Чужих отстреливают в тирах,
Когда нарушится покой.
А у меня всегда в кумирах
Хмельной романтик Луговской.

Рафаэль-Мендель

21 июня 2016 г.