Военное ранение

На войне я не была — мне было рано,
но имею я военное ранение.
До сих пор не заживает эта рана —
неотвязно-горькое видение.

Дом убогий — отделенье связи,
под окном почтовый ящик синий,
дремлет пегий конь у коновязи...
Захолустье, средняя Россия.

Старая крестьянка. Из-под шали
кромка тоненькая белого платка,
руки заскорузлые ласкали
треугольник из тетрадного листка.

Адрес краткий: полевая почта,
литер, длинный номер, рядовому...
Как кривой забор корявый почерк,
голубок бумажный — весть из дому.

При коптилке мать письмо писала
и, мусоля карандаш чернильный,
буквы, как на камне, выбивала,
на горючем камне на могильном.

Приподнял железный ящик веко,
в щель втолкнула мятый треугольник…
Помолиться б, как положено от века –
ни церквушки нет, ни колокольни.

Перед ящиком упала на колени,
отбивала низкие поклоны
и творила крестные знамения,
целовала синий ящик, как икону.

Затянул мороз колючим кружевом
тусклое оконное стекло,
на снегу жакет потёртый плюшевый
как воронье чёрное крыло.

То ли заклинанье, то ль молитву
помню я от слова и до слова:
"Отыщи сыночка в гиблой битве,
хоть какого, только бы живого!"

Всё забыто: голод и разруха,
позабыть я только не могу
в чёрной шали бедную старуху
на изрезанном полозьями снегу.