Прочь от воспоминаний

Когда разбита жизнь в осколки,
тебя чуждается покой,
и ветер по лицу, – в двуколке
ты мчишься в ночь по Городской.

Трепещут призраки видений
огней окрестных, стен и врат.
Довольно боли, сожалений.
К чему притворства маскарад?

Река волнами тихо плещет,
а конский топот, – что набат.
Луна с небес крамольно блещет,
шумит осенний листопад.

Надежды нет, зачем сомненье?
Горит во мне пока огонь,
одно прошу (в душе смятенье),
судьба, оставь меня, не тронь!

Мои забытые страданья…
Кому нужны признанья те?
Поэт безумного мечтанья,
года былые сыщешь где?

Они растаяли туманом,
исчезнул юности порыв.
Он был дремотою-дурманом,
как песни молкнущий мотив.

Свободен я от наваждений,
не понят миром, ну и что?
Былое – в прах без сожалений.
Бесстрашно волен я зато.

Уныло осени взираю
вослед, а полночь так чиста,
как будто мне ворота к раю
открыла ясная мечта.

Там тихий шелест над водою.
Домой к заре я не вернусь –
по нраву тратить час ездою.
От злых примет я отмахнусь.

Знаменья видеть не впервые,
но знаки рока мне чужды.
Дорогой – сосны вековые,
снега да сумрачные льды.

Вези же прочь меня извозчик,
от тех проклятых смертью мест,
где над могилой камнем крест,
за сотни миль без проволочек.

Умчи на север же в столицу!
В Дамфрис я боле не вернусь.
Устал скорбеть я. Веселиться
желаю ныне. Оглянусь

в последний раз. Прощайте ввеки
места родные. Я забыть
хочу озёра, эти реки.
Зачем былое ворошить?

Мне память горькая дороги
устлала болью и тоской.
Прощайте, горные отроги!
Карета мчит по мостовой.

Заря пролила свет на крыши,
сверкают шпили серебром,
и пахнет в воздухе костром.
Я истолкую данный свыше

мне знак опять на свой манер.
Да, я отнюдь не суевер.
Что было чёрно, станет бело,
перечеркну былое смело.

Ни боли нету, ни преград,
печалей, горестей постылых.
Судьба отплатит во сто крат
тому, кто весел средь унылых.

Удача – мне. Что ж, кучер, стой!
Меня встречает жизнью новой
поместье в роще за грядой.
Рассвет горит искрой лиловой…