Янарская акарель

 Акварель облаков перламутром играет на небе,
 то размыты они, то рельефны, как будто дворцы,
 на софоре скворцы совершают рассветный молебен
 и янтарные кисти так светятся, как леденцы.

 Я люблю в январе неморозные дни, словно эти,
 в бухте ртутью мерцает нейтрального цвета вода,
 виноградные лозы свисают в беседке, как плети,
 запоздал я с обрезкой, но это пока не беда.

 Я люблю эти дни, в них надмирность какая-то с грустью,
 и понятнее с ними весь пройденный жизненный путь.
 Белокрылые чайки слетаются с криками к устью
 водопадной речонки, чтоб крылья водой сполоснуть.

 Ходят грузно по пляжу, пьют пресную воду подолгу,
 сушат крылья до сумерек, кои темнее сурьмы:
 городская речонка им, может, напомнила Волгу
 или плёсы Днепра, где весною гуляют сомы.

 Это думаю я. Я завидую воле крылатых,
 я-то знаю, что будет зима не страшна, но долга,
 потому что надел Учан-Су уже льдистые латы,
 и на горных вершинах сверкают на солнце снега…

 ЯНВАРСКИЕ ДРОЗДЫ

 Дрозды поют, как летом, в январе,
 в зените солнце, тени во дворе
 такие чёткие, как летом, и тепло,
 а ты поэту говоришь, смеясь: трепло!
 Мол, день хороший, кто же спорит, но зима
 ещё очнётся, и опять сойдёт с ума,
 опять дожди пойдут, на горы ляжет снег,
 не зря февраль угрюм в Крыму, как печенег.
 Я отвечаю: кто же спорит, но февраль
 угрюм-угрюм, а на поверку – тоже враль,
 ведь в феврале миндаль цветёт и алыча,
 и море тихое сверкает, как парча,
 довольно часто, и к тому ж ещё, заметь,
 что в феврале дрозды похлеще будут петь.
 Так в жизни всё: средь самой чёрной черноты
 вдруг снег блеснёт, вдруг распускаются цветы.
 Но, чтоб не сглазить, ты опять твердишь: трепло! –
 и смотришь чисто так, сердечно и светло,
 что впору мне дроздом январским песни петь
 иль рифмы пробовать, звенели чтоб, как медь…

  ЯНАРСКОЕ  ЦЕТЕНИЕ
                Т.П.

 Японской мушмулы январское цветенье,
 в кафешке на углу иль кофе, или чай,
 по улице твоей блуждаю целый день я,
 чтоб встретиться с тобой, как будто невзначай.

 Ай-Петри вся в снегу так, словно простынёю
 прикрыла свои прелести гора;
 тебя всё нет и нет, и потому со мною
 блуждает, точно тень, январская хандра.

 И телефон молчит, зимою наши ссоры
 не чаще летних, но длиннее их;
 две сойки верещат в густых ветвях софоры,
 от ягод отгоняя птиц других.

 И было бы невмочь от дней оцепененья,
 когда бы там и тут, в теченье дня,
 японской мушмулы январское цветенье
 надежду не вселяло бы в меня.