Изгнание беса... с партсобрания... Из мемуаров

Изгнание беса (с партсобрания) Из мемуаров  5669
Все это чистая правда, я только поменял имя и место действия. События оставил в неприкосновенности.
В тот день никто работать не мог. Шел брак на гора, как из рога изобилия. В конце концов остановили конвейер.
Наконец, настал конец рабочего дня (будь он неладен).

Начальство отребовало в обязательном порядке явиться на открытое партийное собрание в связи с исключением из партии товарища (бывшего, как было сказало в объявлении) Шупака Мирона Израилевича.
Все, понурив головы потянулись в просторную комнату, где уже расставили стулья для собрания.
Начальник цеха, парторг предприятия, директор, все коммунисты уже сидели, глядя, кто в потолок, кто в пол, кто с закрытыми глазами, чтобы открыть в нужный момент для выражения возмущения, которое кипело в груди.
Как так? Как он мог? Совратиться на письма, идущие из капиталистического рая, когда страна строит общество будущего, где все будут счастливы? Этим самым он подрывал веру остальных в это светлое будущее. Только-только отзвучала тризна по Генеральному секретарю компартии СССР и руководителю страны Леониду Ильичу Брежневу.
Глубокие морщины сопереживания еще не успели изгладится на благородных лбах партийной элиты и руководящих работников предприятия, а тут такой казус: человек подал заявление с просьбой исключить его из рядов коммунистической партии.
В то время, если кто-то выезжал на постоянное место жительства за границу,то лишался советского гражданства. А сам процесс оформления отъезда был подобен Аду.Но не время и место его описывать.Помимо всех мытарств,которые должен был пройти человек, решивший эмигрировать, нужно было еще, чтобы он не оставался в рядах Компартии.Без этого он не мог закончить дела с ОВИРом и его документы не рассматривались.
Мирон Израилевич сидел на стуле, как приговоренный. Все избегали с ним здороваться.Начальство пытливо всматривалось в тех, кто проходя стула обреченного на "исключение из рядов" пытался с ним поздороваться.
Я сделал попытку кивнуть ему в знак приветствия. Начальник,зорко следивший за всеми входящими, впился в меня взглядом, как удав.
Я в испуге,чтобы исправить положение, наклонился и сделал вид, что у меня расстегнулся шнурок.
Нужно сказать,что Мирон Израилевич был главным технологом предприятия и рационализатором. По его наводке много было  введено на предприятии новшеств, которые способствовали лучшей работе и повысили производительность  труда в цехах. Куда ни ступи, везде он "наследил", куда ни сунься , везде была видна его светлая голова.
Это казалось и чисто производственных моментов и даже того, что не входило в круг обязанностей этого человека. Тем обиднее было начальству. Как же теперь быть? Ликвидировать все прогрессивное и передовое, что внес Щупак? Если это не сделать, то вышестоящее начальство по головке не погладит. А это значило -  ухудшить работу всего предприятия.
"Ну на кой черт, - думал Генеральный директор, - он везде совал свой длинный нос? Сидел бы тихо, как все. Так нет! Хотелось ему что-то улучшить, шило загнали в зад!"
Парторг вспоминал, как он, то есть подсудимый, помогал ему в работе безвозмездно. Журнал "Знание Коммунизма" распространял среди работников и, как ни странно, из рук Израилевича все брали журнал и делали на него подписку, а из рук парторга нетушки!
А многие работники сидели и вспоминали, каким маяком был когда-то подсудимый, ну ни одна доска почета не обходилась без его портрета. Другие портреты приходили и уходили, а его впечаталась в стенд на многие годы.
Ну и каждому он помогал по мелочам. Бескорыстный был человек, святой.
Но то было до решения уехать!
А теперь стал преступником!
И некоторые особенно из тех кому он помогал (видимо по причине одной - снять с себя клеймо друзей),
просто рвались в бой, чтобы скорее осудить недостойного и развеять его обман, маску хорошего человека, под которой он жил столько лет. Парторг встал и начал собрание. Он поднял высоко над головой партбилет обреченного на позор и потом порезал его ножницами, а все клочки швырнул в лицо "виновнику торжества!"
- Вот! И так будет с каждым, кто изменит нашим светлым идеалам (а нужно сказать,что в те годы еще вера в светлые идеалы и построение коммунизма не искоренилась в душах людей. Я и сам верил в эту чепуху).
Я посмотрел на портрет Ленина. Мне показалось, что вождь довольно усмехнулся. Ленин же,как нас учила песня, "всегда живой".
Нас заставляли по одному вставать с места и пройти мимо отъезжающего в капиталистический рай. И каждый должен был сказать несколько обличающих слов. Некоторые, вспомнив казнь Галилея (видимо эрудиция помогла), даже смачно плевали в раскрасневшееся и залитое потом лицо. "Юбиляр" только успевал вытирать плевки.
Порой люди, поддавшись патриотическому порыве искренне входят в такое возбуждение, что способны, кажется, горы свернуть. А унизить человека- раз плюнуть, тем более, когда все солидарны. в едином порыве,как на параде.
Один его близкий, как считалось до сих пор, друг, даже метко выбросил вперед кулак и по-видимому оставил на лице под глазом отнюдь не добрую память на прощанье.
Как потом рассказывали, он побежал домой извиняться и просил прислать ему при случае запрос-вызов для выезда из СССР. Он объяснил,что это же на людях, он не мог поступить иначе.А на самом деле и он хочет уехать.
Человеческая подлость имеет много оттенков.
Я выходил последним, как мне показалось. Мне со Щупаком хотелось все-таки проститься по-человечески. Но один человек никак не уходил - парторг.
-Чего стоишь, иди домой, - подтолкнул он меня!
Когда я оглянулся на пороге то увидел фантастическое зрелище:
Парторг сжал св своих могучих объятиях маленького человека, которого только что стерли в порошок и плакал.
Я побыстрее удалился, чтобы на следующий день не было ко мне лишних вопросов.
Через четыре месяца, как мне рассказали, обвиняемый был уже в стране обетованной, на исторической родине. О дальнейшей его судьбе ничего не знаю.
Я был только на одном таком судилище. Но вполне вероятно, что подобные  запланированные мероприятия проводились повсеместно. На дворе был 1979 год.