Ипритка

Раздался квакающий звук и из-за поворота показалось адресованное мне послание, зажатое в зубах гонца. Послание было тяжелым и неприятным, гонец брезгливо поджимал губы. Его ноздри лихорадочно трепыхались, загоняя необходимый для движения кислород. Я уже предчувствовал, что послание касалось своими конечностями моей одинокой старости, запертой в высокой башне моржовой кости, покрытой выгравированными сценками из жизни народов севера, которые я так хорошо помнил с детства. Послание снова заквакало и пало в мои протянутые руки. Так я узнал, что ядовитый плющ, растущий у подножья башни, зацвел.
Ядовитый плющ – единственное препятствие, не дающее пробираться к башне мелким страстям и страхам, обитающим под сенью королевского сада. Ядовитый плющ, как и всякий другой плющ, - монокарпик, цветет и плодоносит один раз в жизни. После чего отмирает, отправляя во внешний мир своих новорожденных детей. Но прежде, чем один из детей, осевший на родительском месте, успеет вырасти, мелочные обитатели сумеречной зоны доберутся до башни и подточат ее. В образовавшиеся трещины просочится то, что скапливалось там годам, весь этот неизбежный хлам человеческой жизни.
Я был вынужден сворачивать охоту на чемерицу и возвращаться во дворец. Проклиная солнце, которое жизнерадостно суетилось на небе, греша на него. В определенный момент цветку достаточно одного луча надежды – и он уже цветет. Пока слуги разбирали лагерь и упаковывали совки да лопаты, я окидывал прощальным взглядом нехоженые просторы девственного леса, где когда-то скрывалась таинственная черная чемерица, цветок дивной красоты, не удостоившей меня своим наличием. Обратный путь занял около трех дней. Колыхаясь в своем животрепещущем экипаже, я обдумывал план действий, прикидывал шансы. Действовать надо было решительно и поспешно, а шансов почти не было. Никому еще не удавалось…
В самом центре королевского сада была большая поляна, над которой и возвышалась башня ослепительной белизны. Сад выращен из зернышка, посаженого молодым и зеленым мною. Я шел по змеящейся тропке, осторожно перешагивая узловатые корни и распугивая сердечным стуком дурные мысли, притаившиеся в кустах. Они вспархивали, громко хлопая крыльями, и скрывались в прозрачной листве, до того, как я успевал их заметить.
Когда я вышел к поляне, то понял, что опоздал. Поляна превратилась в чавкающую трясину, над которой стоял дряхлеющий туман, а над туманом - башня, накренившаяся, но все еще ослепительно белая. Всюду прыгали и кочевряжились бородатые страхи, мельтешили тухлые страсти и тонула непотопляемая апатия. Болотная ржавчина медленно и неуклонно приближалась к саду. Вот она уже обволакивает корни, основания стволов, заползает в кроны, стряхивая с ветвей листья, которые, опав, превращаются в гумус – основу основ старости. Для того чтобы добраться до башни пришлось возводить мосты. Я даже согласился пожертвовать несколькими деревьями из сада.
Хлипкие мостки неуверенно держали меня в пятнадцати сантиметрах над неподвижными водами угасания. Я осторожно продвигался вслед за рабочими, прокладывавшими путь. Когда мы добрались к подножью башни, то увидели черный остов отцветшего плюща. На скрюченных, покрытых шипами побегах созревали фарфоровые плоды. На наших глазах один из них разбился и молодой ядовитый плющ, расправив крылья, взмыл в небо, поднимаясь над болотом, над туманом, над оседающей башней, и улетел туда, где благодарная почва даст ему шанс расти, цвести и принести потомство. Я вошел в башню. Внутри ее белизна не уступала белизне снаружи. Стены были украшены рисунками и письменами из жизни отдельно взятой личности. Белым по белому. Я поднимался по лестнице на вершину башни, изучая эти обрывочные воспоминания. А там внизу сад продолжал осыпать листья, увязать в листьях. Лестница привела меня в уютную комнату натуральных пропорций с занавешенными окнами, складной мебелью и мягким светом. Посреди комнаты, на круглом столе стояла маленькая золотистая клетка, набитая воробьиными перьями. Клетка упущенных возможностей. Я потянул к ней руку. Руки не хватило. Но я все тянулся и тянулся. Пол ушел из-под моих ног. Башня содрогнулась и начала оседать, растворяться в тумане. Я пытался сохранить равновесие, но, когда башня, надломившись, полетела вниз, я полетел следом. Ударился в безукоризненно белую стену, покрытую воспоминаниями, и разлетелся от этого соприкосновения на миллиард осколков.
Всю ночь земля отрешенно впитывала ржавую болотную влагу. К утру трава вновь шелестела, а зеленый юнец ползал в ней, разрывая руками сочный грунт, сажая свой королевский сад.