Британец и туземка
упало солнце. На Калимантане
в сезон муссонов не один туан
топил любовь к Британии в стакане,
когда коллег вокруг на двести миль
из белых нет, москиты и туземцы,
и в загустевшей от жары крови
бактерии любви и инфлюэнцы
преследуют подвыпивших господ
почившего в невежестве востока.
Но тайки синеглазости восход
для викинга – подобие восторга;
ведь много лет, чураясь черноты
ретин, сожжённых заживо светилом,
искал англосаксонские черты;
и глаз архистратига Михаила
сапфиры под ресницами одной
из тысячи рабынь британских наций
подействовали даже в выходной
(а джентльмену не к лицу влюбляться
в день Солнца). Глаз и кожи жёг контраст:
из темноты голубоватых пятен
две радуги от двух скрещенных рас
схватили сердце в тесноту объятий.
Как с тысячей, один он на один,
одна восстанет – тысячи под землю;
и стушевался белый господин
в тумане слёз непонятой туземки.
Свидетельство о публикации №116061505545