произвольный отрывок из О пользе кофия

полный текст, небольшого объёма в сборнике Это вам не сказки для детей, номер 8
http://stihi.ru/2015/12/26/6455


«В результате на руках у поэта было постановление об освобождении  по типовой форме, где чёрным по белому (забыла секретарша вычеркнуть) было напечатано, что срок предварительного заключения будет засчитан в погашение части будущей судимости (да лишь бы не посадили, чтоб этот срочок наверстать!)»

+++

О Рэксе говорили не так уж и часто, обычно посвящая новичков – и больше всего вот за что хвалили: пёс никогда не пил больше одной чашки (за исключением последнего Нового года – то ли сильно притомился, то ли потому, что Висконсин привёз из Москвы банку растворимого кофе, разумеется, дорогого – индийского, и пёс не мог удержаться от соблазна).
Никто не знал, о чём думает Рэкс, пья кофе, да и вообще слушая застольные бредни о судьбах постмодернизма, который теоретик андеграунда  поэт Мой Густав почему-то ошибочно называл «неореализмом», на самом деле прекрасно зная, что термин обозначает одно направление итальянского киноискусства середины прошлого века, - слушая эту болтовню, Рэкс, возможно, о чём-то думал, но, во всяком случае, не гавкал и молчал, как и один из друзей Борисяки Фантом Непьян, солидный даже для этой грамотной публики, довольно из себя полный и с вечно слишком дымной курительной трубкой. Остальные же были более-менее болтливы – особенно Мой Густав, заткнуть фонтан красноречия которого, как считалось, мог только один из пистолетов Лепажа, поскольку в него из «макарона»  уже пулю всаживали – правда, не за стихи и не за теоретико-литературные открытия – просто поэт несколько неосторожно выложил хозяину одного джипа всё, что думает – хотя часто братки выдержаны и не тратят лишних пуль без выгоды, на пустяки, видать, достал непризнанный мастер художественного слова бизнесмена – тому пришлось мало того выложить на «заглушку» органов дознания, юстиции и правосудия аж четыре тонны зелени (баксов) – так ещё и – скрепя сердце – через  шприцеля передать двести баксов выжившему поэту – а ещё ведь намекали на какие-то извинения!
Но – это, конечно, шутка – насчёт Лепажа. Правда в том, что Мой Густав был склонен к пространным монологам.
Слушателем его был один Рэкс. Они вообще друг дружку ценили, возможно, потому, что Мой Густав был ещё щепетилен в отношении шуточек и пса не обижал даже словом.
Хотя и другие относились к собаке беззлобно, но, похоже, Рэкс понимал всякие изощрённые иронизмы.

В этот вечер обсуждали приятнейшую новость: уголовное дело по обвинению Густава в нападении и попытке ограбления и оскорбления гражданина Макарчука (хозяина джипа и пистолета «мак», по какому-то недоразумению числящегося в табеле горУВД), было прекращено за недоказанностью постановлением прокуратуры ЮФО, случайно проверяющей городскую из-за конфликта с мэром.
Это был триумф справедливости!
Свидетелей было двенадцать, но их  показания менялись раз по двенадцати, причём, часть протоколов забывалось уничтожить, и залётные прокуроры, не желающие вникать в «семейные дела» города, зарубили дело к большому сожалению органов правосудия – без вмешательства сунули бы пострадавшему лет пять-семь «строгача», что солидно отразилось бы в отчёте по борьбе с оргпреступностью – остальные дела «зализывались», что, конечно,  ухудшало проценты. Город скромно показывал одну «бытовуху», хороня раз в месяц-два одного из представителей городской элиты, обычно погибающих от явных «заказняков».
Мой Густав особенно подчёркивал справедливость федеральных органов, но и не забывал благодарить прокурора Дзасосова за то, что не посадил до суда – однако, поэт не знал, что горпрокурор не сделал этого по ошибке: в некий тяжёлый понедельник он почему-то счёл, что обвиняемый (подозреваемый?) уже сидит, и не проверил – оказывается, и такие чудовищные сбои посещают нашу правоохранительную систему.
В результате на руках у поэта было постановление об освобождении  по типовой форме, где чёрным по белому (забыла секретарша вычеркнуть) было напечатано, что срок предварительного заключения будет засчитан в погашение части будущей судимости (да лишь бы не посадили, чтоб этот срочок наверстать!)
Так что полгода в следующий раз Мою Густаву обязательно должны были скосить, хотя въедливый и занудный Висконсин проявил чудовищное крючкотворство, заявив, что судья всегда может «подыграть» такой срок, что вместо уменьшения будет ещё и «накидка». Да лишь бы тогда тоже живой остался, а в больничке и тюремной Мой Густав, надеялись все, оклемается.

Разговор кроме пса слушала ещё кошка Борисяки, носящая не то имя, не то фамилию Дакота (существовала шутка, что Висконсин граничит с Дакотой где угодно, но только не в уме), которая кофе терпеть не могла, а пса терпела, и хозяина, его друзей,  гостей и умные разговоры, впрочем, ей совершенно не мешающие всю дорогу дремать.

Дакота отмечала как раз месяц борьбы с попугаями – разъярённый Борисяка мстительно оставил перья подаренных ему птичек на любимом коврике Дакоты – чтоб кололи, если не совесть. Во всяком случае, её даже не убили.
Пёс Рэкс был рад за приятеля – хотя в доме не было ни телека, ни видака, он, видимо, из разговоров составил отрицательное представление и об исправительной системе.
И аккуратно отхлёбывал горячий ароматный напиток без сахара и молчал, хотя при этом не смотрел тупо в огонь камина.
Возможно, кофе придавал хотя б некоторый смысл его текущей жизни.

+++