Дети реки

Дети реки

 1 Шаман

-

Я с детства слеп – это духов дар, это благо для
Моего народа, чья мать – река, а отец – огонь.
Я родился в час, когда буйно и сладко цвета земля,
И огромная бабочка села знаменьем в мою ладонь.

Я не видел солнца, не видел лиц моих трех сестер,
И от власти женщин я слепотой своей был спасен.
Я видел лишь то, что пел в темноте золотой костер,
И пламени образ, пророча судьбу, приходил в мой сон.

Меня боится и зверь, и птица, и человек,
Ибо знает каждый – я в суть смотрю из-под темных век…
И в бельмах глаз моих бесполезных такая синь,
Что взгляд мой не в силах выдержать даже сын.

Мои помощники – это ветры с пяти сторон,
Семь беркутов темнокрылых с далеких зеленых скал,
Тринадцать огромных белых, как соль в чугуне, ворон.
Никому не спрятаться так, чтобы я его не сыскал.

Мне люди приносят мед в кувшинах с резной каймой,
Чтоб я на медовых каплях прочел им грядущий день…
Народ беззаветно верит, что я совладаю с тьмой,
Что я отгоню болезнь, и страхов большую тень.

Но я – только проводник, но я – лишь предков язык,
Я не знаю, зачем еще пригодиться смогу земле.
В небе кони грохочут копытами – это вестник близкой грозы…
«Сохраните нас предки!» – шепчу, стоя на мокрой золе.

-

Ладони окрашены в алый. Моя костяная шапка
Звякает бубенцами и блинчиками монет.
Ходит огонь по хворосту ольховому – слабо, шатко,
Едва набирая силу, едва разливая свет.

Совы кричат из чащи, волки во тьме грызутся,
Верно, добычу делят в сырой беспросветной мгле.
Надо отвару выпить и поскорей разуться,
Чтобы босым и сильным стоять на этой земле.

Духи великих предков, реки синеглазой дети,
Придите ко мне, слепому с рождения до конца!
Ивы подняли ветви – седые тяжелые плети,
Трогают узкими листьями пятно моего лица.

Я грудь распахнул навстречу хранителям наших судеб,
Я – дверь на границе тонких, поющих стрелой, миров.
И шепчут, не сознавая, запавшие черные губы,
И шепот летит и падает в сотни других костров.

Танцуют синие тени – их лица не распознаешь,
Их голоса невнятны, их воля – в огне поет.
Воет раненным зверем кленов листва резная,
В моих невидящих бельмах ломается толстый лед

И тает, и слезы льются, в морщинах змеей петляя,
И молча стоит народ, рожденный большой рекой,
И даже собаки смотрят, боясь разразится лаем,
И маленький мальчик угли бесстрашно берет рукой.

2 Старуха

Я уже перестала молиться – что проку в молитвах пустых?
Все мои сыновья не вернулись с охоты.
Вот приходит весна, с гор в долину сбегают цветы,
Наполняются медом тяжелые прочные соты.

Я стою у реки – нынче трудно мне долго стоять.
Пот туникою, дочерью сотканной, впалые груди
Холодит ветерок. И река, благодатная мать,
Смотрит добро и ласково, и не винит и не судит.

Что осталось теперь мне? Глядеть на закат огневой,
Ждать цветения маков кровавых,
Горько плакать, склоняясь все ниже седой головой,
Вечерами лежать в духовитых извилистых травах.

Что осталось мне, бедной старухе, на этой земле,
Где все жены сильны сыновьями, лихими в охоте?
В небе тянутся весело три косяка журавлей,
И еще один день моей жизни ненужной проходит.

2 Девушка

Тонкие пальцы трав гладят мое лицо,
Помнится танец звезд в небе моих отцов.

Волки сходились вкруг, их глаза-янтари
Жгли меня пуще пламени до молодой зари.

Ветер меня закутал в глухую ночную тьму,
Как велено по обряду, я отдалась ему.

Сыпались поцелуи жемчугом с порванных бус.
Больше я колеблюсь, больше я не боюсь.

Духи мертвых оленей летят по тропе времен.
Знаю, бог моих предков в мою красоту влюблен.

Я для него танцую в белом песке у озер.
Эй, смотри какова я, не отводи свой взор!

Светят костры, как солнца. Тени поют хвалу
Мне, повидавшей в жизни с лишним тринадцать лун.

Вот я вернусь в деревню с рунами на плечах,
Будут их три шамана рассматривать битый час.

Будут дивиться – о как девочке повезло!
С такими обозначеньями ее не затронет зло,

Медведь не порвет и дикий не стопчет копытом бык.
Признаться, наш род к таким отличиям не привык.

А я улыбаюсь только – знали бы вы, старичье,
Как с неба обрушился голос: «Я выбираю Ее!»
 
3 Охотник

-

Я молился реке, ибо мать к своим детям добра.
Завтра затемно, копья тяжелые взяв из корзины,
Мы пойдем тише вод, ястребиного легче пера
Под зеленый и ласково-бережный шепот бузинный.

Мы отправимся в темные долы с высокой травой,
Где пасутся быки с золочеными солнцем рогами.
Если мне повезет, и вернусь я с охоты живой,
То с тех пор я останусь до смерти любимый богами.

И шаманы мои обереги сотрут со спины –
Ни к чему обереги убийцам быков и тюленей.
Мы идем в киселе розоватой с утра тишины,
И под кожей штанов в нетерпенье трясутся колени.

Мне пятнадцатый год это лето положит на грудь,
Скоро косу жене расплету – после первой охоты.
На осиновых листьях трепещет роса, словно ртуть,
Лоб усыпан соленым сияющим бисером пота.

Мы таимся в кустах, против ветра, незримы, тихи,
Мы наметили жертву. Он землю взрывает копытом
В синеватой тени молодой, но ветвистой ольхи.
Это значит, кому-то из нас быть сегодня убитым.

Но я не боюсь – страх опасней  любого копья.
Так отец говорил, и желал мне отваги и силы.
Мама плакала и возвратиться обратно просила,
Потому что погибли все старшие сыновья.

Я последний в роду, я рожден от студеной реки,
Одолею быка и вернусь с драгоценной добычей.
И приму от вождя ярко-алых цветов лепестки,
И покрою шатер разукрашенной кожею бычьей.

-

Пора выбирать невесту. Но та, что мне очень люба
Меня оттолкнула грубо и высмеяла при всех.
Я помню, уже смеркалось. Шел солнечный день на убыль,
И медным звенел кимвалом ее серебристый смех.

И мясо дымится в чашах, расписанных алой краской.
Прохладный и горький ветер с полынных пришел степей.
И поют старики гортанно старинные страшные сказки,
И шевелит темными листьями старый сухой репей.

А та, что желал в невесты, танцует – костер затмила
Рыжими волосами и тьмой золотых зрачков.
Тянет с реки осокой цветущей и черным илом,
Вдалеке загораются искорки крошечных светлячков.

Она поднимает руки – она призывает звезды,
Серебряные браслеты гудящее пламя пьют.
Смотрю на нее, и кажется, густеет вечерний воздух,
И корявые черные ивы поют, поют, поют.

Шаман говорит, что женщин подобных ей не бывало –
Богами она любима за солнце своих волос.
Танцует, роняя в травы теней голубых овалы,
И ловит лапами тени маленький черный пес.

Пора выбирать невесту. Уж мать моя к ней ходила,
Просила гордиться меньше, расписывала меня,
Дарила и кость, и жемчуг и розовые белила,
Обещала ее отцу игреневого коня.

Но та, что желал в невесты, тогда не взяла подарков,
Сказала, что ей не нужен в хозяева строгий муж,
Сказала, что ей огонь дороже свечных огарков,
Что она выбирает реку вместо маленьких луж.

А теперь вот она танцует, обжигая меня глазами,
И во мраке смуглые скулы тайным золотом светят мне…
Все глядят на нее,  и мир, до безумья влюбленный, замер,
И я не могу дышать в нарастающей тишине.

-

Мы встретились, где ольшанник
с калинами переплелся.
Жара мошкарой звенела,
ковыль наклонял колосья.

А я не мог наглядеться,
и бешено билось сердце,
и капли воды блестели
на смуглом упругом теле,
на вишнях ее сосков.

Она меня не боялась –
она надо мной смеялась,
пока я ее не обнял,
пока не поцеловал.
Мы стали единым целым,
и небо над нами пело,
и небо над нами пело
Какой-то безумный гимн.

«Ты станешь ли мне женою?
Пойдешь ли теперь со мною?» –
Потом ей шептал, однако,
ответ мне известен был.

Ответ ее был во взгляде –
«Пойти? Но чего же ради?
Мне воля дороже жизни,
Милее твоей любви…»

И вдруг превратилась в рыбу.
В форель, чьи бока из радуг.
Так, верно, река решила,
Забрав из народа дочь…

5 марта – 15 апреля 2014 г.