Ночь идет своей тропинкой, запинаясь о судьбу...

***

Ночь идет своей тропинкой, запинаясь о судьбу.
Оживают персонажи, и кино тут не причем:
Вот Хома псалтырь читает мертвой панночке в гробу,
Вот котяра черный, толстый, смотрит мрачен и учен.

Там Кощей считает деньги, думает – не снесть ли в банк?
Жить рантье, и Василисе ожерелья покупать?
Где-то вдалеке гортанно люди хором славят Ганг,
А в углу, в тени избенки, плачет горьковская мать.

Всех имен тут не запомнишь, всех сердец не разглядишь…
Ты-то, ты-то не из книжки – ты из жизни, мой малыш.
Глянь маисовому богу в антрацитовый зрачок…
«Боже правый, дюже добрый, я тут вовсе не причем!»

Ночь идет своей дорожкой в золотой певучей ржи.
Черногривый жеребенок черен сам, как головня,
Он за ночью ходит следом – тенью ночевой души,
Он, в отличие от прочих, видит бедного меня –

Не страничного скитальца в карусели голосов.
Жеребенок безымянный из полсотни славных книг
Легконогий, кареглазый, добрый, словно детский сон,
Все заметил с полувзгляда, понял кто я через миг.

Я за ним пойду с опаской – в персонажевом аду,
Так, быть может, до рассвета, не свихнувшимся дойду.

1 марта 2014 г.