Лукоморие моё, Лукоморие...

     Сказка родилась из мифа. И чем далее спешит время, тем больше теряются его приметы, и уделяется внимание главному; поступку и действию человека в определённых условиях. Переходя из повествовательного состояния в назидательное, через занимательное, сказка не просто меняла своё лицо, она обобщала в себе главное; – черты и внутренний уклад народа, сохранившего свои предания в такой причудливой форме.Как жить, как блюсти себя, в чём должны состоять приоритеты. Сказки становились учебниками для детей, а сказители учителями и одновременно актёрами своего театра, и от них зависело как ляжет сказка на душу ребёнка, что из неё он запомнит, какой урок извлечёт, какими образами наполнит душу, что понесёт своим детям и внукам. Сказки всегда фольклорны по сути своей. Если народ принял их, он будет пересказывая, дополнять, обобщать, избегая сомнительные места, бережно неся как своё, родное. Но, если автор повезло ухватить саму суть народного настроя, такие сказки принимаются все, безоговорочно и разбегаются, как тропки в лесу, излюбленными цитатами. А это кроме сказок А.С. Пушкина и сказки В.А. Жуковского, и «Конёк-Горбунок» П.П. Ершова, и конечно всеми любимая «Про Федота-стрельца, удалого молодца» Л.А. Филатова.

     Александр Сергеевич Пушкин всю жизнь писал сказки, и, если бы не его трагическая гибель, их было куда как поболее, чем те, что нас радуют сегодня. Свои первые сказки, баллады, сказания, он начинал как чисто литературные произведения, и в каком-то смысле они такими и продолжали оставаться, независима от их уровня стилизации. Так его  «Песни о Стеньке Разине» многими исследователи полагались не авторскими, а документальными записями народных песен. И тем не менее народ запел всё же не их, а «Из-за острова на стрежень», слегка подправленные стихи Д.Н. Садовникова. Так же прекрасно были восприняты и стихи Н.А. Некрасова «Коробейники». Наверно секрет их был и во вневремённости, и в простоте, и в певучести, а главное в душевном настрое. У А.С. Пушкина Стенька скорее внушает ужас и неприятие, в то время как Стенька Д.Н. Садовникова, понятен в своей принципиальной позицией атамана, и в какой-то степени он жертва «казацкого братства». А ведь у Д.Н. Садовников целый цикл стихов о Разине, но запели именно эту. Значит в ней было то, чего не было во всех остальных. Понятого и оправданного сострадания.

«Ой ты гой еси, Волга, мать родная!
С глупых лет меня ты воспоила,
В долгу ночь баюкала, качала,
В волновую погоду выносила,
За меня ли молодца не дремала,
Казаков моих добром наделила.
Что ничем тебя еще мы не дарили».
А.С. Пушкин «Песни о Стеньки Разине»


"Эх, кормилица родная,
Волга-матушка река!
Не видала ты подарков
От донского казака!..

Чтобы не было зазорно
Перед вольными людьми,
Перед вольною рекою, –
На, кормилица... возьми!"
 Д.Н. Садовников.«Из-за острова на стрежень».

     Александр Сергеевич сначала старался передать чисто внешнее впечатление от народных былин и песен, поэтому они и оставались только имитациями народных, такие его ранние, как «Жених», «Бова», «Царь Никита и сорок его дочерей», не смотря на всю их схожесть с народным творчеством. И только в Михайловской ссылке, когда не писалось, но слушалось, он ощутил то неуловимое, что называется кратким словом «Нечто», а дальше определяется эпитетами. И зиждется оно на том, что автор уходит с главного плана, как бы растворяется между строк, и его голос звучит в унисон с любым читателем.

     Сказки А.С. Пушкина конечно отличаются от фольклорных сказок уже даже тем, что они стихи, а не проза. Но в них имеется глубина осознания культурного слоя жизни своего народа, и не в отголосках слов, а в движения духа. Его «Лукоморье» явилось тем основанием, на котором он и построил свои воистину народные сказки. «Лукоморье» считается прологом к «Руслане и Людмиле», но на деле оно Пролог ко всем его поздним сказкам. Вот об этой тайне «Лукоморья» мне бы и хотелось немного поразмышлять.

У лукоморья дуб зелёный;
Златая цепь на дубе том:

     Лукоморье – лук моря, прогибающий грань русского мира. Залив, где правый и левый берег, как раскинутые руки сказочного богатыря, пытающегося удержать пришлые воды, защитить землю русскую не дать потопить заповедную сторону злой богине Маре. Ведь и слово „море" образовано от «мор», «мара», что значит – смерть.

      По преданию старины глубокой, стоит на тех брегах древо велико, и по тому древу, аки по лествице нисходят боги до людей, но и люди, если им будет дано, смогут по нему подняться до небес, или спуститься в бездны тёмные. Ибо древо то, есть ось пронизывающая и единовременно ось объединяющая.

     Ничего ещё не зная о Лукоморье, ребёнком, впервые слышащим слово А.С. Пушкина, уже ведали, что море там синее, брег песчаный и тёплый, Юг и Море. Повзрослев, узнали, из «Слова о полку Игореве», что князь Святослав «Степь до лукоморья пересек». А по краям той степи высятся меловые горы и в карьерах добывается песок да ракушечник, ибо уж в совсем стародавние времена, было тут море. И двигалось Лукоморье вслед Уходящей Маре, и ширилась степь, и исчезали дубы – колдуны с сих заповедных мест. Оставаясь напоминаньем о тех временах заговорами народными;

На море, на Лукоморье
лежал камень Латор,
на том камне стоял дуб,
на том дубе голубиное гнездо….

     Дуб, как родовое древо, священное древо, на нём гнездо голубя. А голубь у славян символ души умершего. Во все времена и повсеместно люди почитали голубя как мирную, верную птицу. Голубка, значит нежная, родная, любимая. Голуби символ любви и брака, а значит символ Рода, семейного бытия. Дубы так же всегда олицетворяли жизненную стойкость, а зелёный, – значит ещё, и живой, и сильный. Но порабощён вольный дух страстью к деньгам, опутан цепью золотою, как вечный пленник, и не может освободиться от неё, пока

И днём, и ночью кот учёный
Всё ходит по цепи кругом;

     Коты существа лукавые и всегда себе на уме, вспомним Кота – Баюна, Баюн от слова баить, гутарить, говорить стало быть, уговаривать. Наобещает, запутает, навеет дрёму, и нет более волюшки у человека. А сон, забытьё, – преддверие малой смерти, недаром и говаривали раньше,«ох, и разморило меня, убаюкало».

     Золото, прежде всего символ личного обогащения и зачастую,порабощение духа. Так о чём может поведать «мудрый» кот, непринуждённо– добровольно хранящий свою златую цепь.Ведь он гуляет по цепи, а не сидит на цепи. Только о том, чем сам пленён, о тельце, да крыльце златом, сказочном богатстве, мечте сладкой и заветной.

                Идёт направо – песнь заводит,
                Налево – сказку говорит.

     Сказывает кот сказки свои, но сказки то на Руси были ведь разные. Одни из разряда; «Сказка ложь, да в ней намёк, добрым молодцам урок». Другие как исторические документы, например, ревизские сказки, реестры, официальное показание о чем-нибудь. То есть Александр Сергеевич мог вполне подразумевать оба значения этого слова. Рассказывает такой кот люду простому о делах житейских, а на деле о сказах заветных, о том, чего и быть то не может.

Там чудеса: там леший бродит,
Русалка на ветвях сидит;

     Русалки бывают двух видов. Западные, у которых вместо ног хвост рыбий, наследницы древнегреческих сирен, и русалки славянские, женские сущности оберегающие поля, леса и воды. Они со родны лешим, – хранителям диких лесов, и домовым, – хранителям очагов.
Во время Русалий песни и гуляния затягивались далеко заполночь. Церковь к подобным праздникам относилась крайне отрицательно: к примеру, Стоглавый собор 1551 года резко осуждал такие гуляния:
     «Русальи о Иванове дни и в навечерии Рождества Христова и Крещения сходятся мужи и жены и девицы на нощное плещевание, и на безчинный говор, и на бесовские песни, и на плясание, и на скакание, и на богомерзкие дела. И бывает отроком осквернение и девам растление. И егда мимо нощь ходит, тогда отходят к реце с великим кричанием, аки беси, и умываются водою. И егда начнут заутреню звонити, тогда отходят в домы своя и падают, аки мертвии, от великого клопотания».

Там на неведомых дорожках
Следы невиданных зверей;

     Когда говорят о неведомых тропах, подразумевают тайные устремления, подводные течения нашей жизни. И на них плачут и хохочут чудные птицы, заброшенные народной фантазией в райские сады. По ним гуляют диковинные звери – обереги наших предков.

                Так может Ты, мой чудный рыжий зверь
                с точёными, холёными чертами,
                и есть тот оберег судьбой однажды данный,
                благословением двух солнечных коней,
                что под змеиную узду подземных вод
                в свой бесконечный путь на небосвод 
                вела не торопясь рука богини,
                печальницы о доли и недоли
                земной юдоли.
                «Лютый зверь»*

     Христианство пришло на Русь не в одночасье. Принятое добровольно, оно наложилось на древние славянские верования, но, как говорил Спаситель:
     «Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить. Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна иота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все. Итак, кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном... Ибо, говорю вам, если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное»
(Матфей 5:17-20).

     Так говорил Мессия, ступив на еврейскую землю и подчиняясь законам этой земли.   Но, если бы ОН явлен был изначально в других странах, то сказал бы то же самое и там.
О чём свидетельствуют евангелисты своими сносками, – ибо так было ПРЕДНАЧЕРТАНО, то есть Христос шёл путями уготованными, накладывая на них свой личный отпечаток. Придя на Русь, Христос не отверг в душах народный светлый образ Матушки-Руси, а наложив внешние атрибуты сохранил внутреннее устремление к Свету. Ведь даже на единой Руси, люди веруют не одинаково, Юг и Север по-разному воспринимают и службу, и убранство Храма. В 1987г. находясь в экспедиции по брегам Кенозера, я встречал интересные проявления народной любви в маленьких деревенских храмах. Так вдоль одной стены была поставлена жердина, и на неё вешали ношенное нижнее бельё и верхнюю одежду, соприкосновенную с больными органами. В щели между брёвнами были засунуты рубли и трёшки, а в углах лежали клубки шерсти с также засунутой денежкой. Это были дары не священнослужителям, а приношения святым, с указанием от каких именно болячек хотелось избавиться дарителям. На Севере между Богом, (или святыми) и населением, зачастую были особые отношения. Там даже на собственной земле строили личные часовни, где молились сами и по определённым праздникам для богослужения приглашали батюшку. А сколько нам встречалось вышитых полотенец с драконами, мокошами и солнцеворотами, а ведь это всё следы верований наших предков, их светлых устремлений, яркий образный мир того, что Европа с презрением зовёт язычеством.

     Христос пришёл на Русь «Пантократором» (Всесильный, Всемогущий, Вседержитель), а стал со временем «Спасителем». Какая пропасть между ними. Почему именно на Руси после падения Константинополя взошла звезда потрясающего рассвета иконописи. Если рассматривать византийские иконы 14–15вв., до падения Царьграда, то дивишься их многомудрию, красочной гамме, тонкостью исполнения, но той духовности, как в московской и ростовской живописи у них нет, как и той силы духа, что являет нам Новгород. Византийские мастера, после падения столицы, разбрелись по Греции, и стала гаснуть душа иконы, живопись становилась сухой и выхолощенной, будто вынули у неё что-то, что и словами толком не изъяснишь.

Грозен был новый бог, гой еси,
Пантократор взошёл на Руси,
С грозным ликом и Ярым оком
Бесконечно от нас далёком.
Но всего за четыре века
Обрусел Он для Человека.
И с иконы глядит Спаситель,
Не Господь, а Отец  –  хранитель.
И три путника свой, предвечный совет,
Нам даруют как Новый, Единый Завет.
И твердил падший ниц, входя в раж,
«Символ веры» как«Отче наш».
Верую во единого Бога Отца,
Вседержителя, и Творца…
И да будет Слово по вере,
Изначала данное Деве…
           «Шестоднев»*

     Потому так разнится православие и католичество, что дело не только во внешних проявлениях, а в гораздо более важном, во внутреннем течение. Государь Иван Грозный наладил внешние сношения с Западом, пустил на Русь культуру Запада, и это сразу же сказалось на иконописи. Образа потеряли одухотворённость, стали сухими и строгими под влиянием чуждых идеалов.

     Дух, как кровь, Он питает народ, и пока кипит в жилах, носители его и страна будут жить, и их не смогут сломить. Но если уйдёт дух, уйдёт душа народа, и тогда жди беды. Потерявший себя народ, – обречён. Об этом постоянно твердили пророки в Библии. Народ, забывший Бога, а для евреев Дух и Бог синонимы, был обречён. И только колено сохранившее веру, будет спасено:

                И двенадцать сынов, плоть от плоти его,
                С волненьем и страхом внимали отца своего.
                Неизбежность судьбы и проклятья любви,
                Горьким ядом пророчеств сынов обожгли.
                И никто не заметил с горя тогда,
                Как Иакова Дом разделился на два:
                Дом Иуды и Дом Израиля,
                Дом Надежды и Дом Тщеславия.
                «Смерть Иакова»*

     Славяне, потеряв себя как народ, носитель духа, обречены. Когда-то были два великих правителя Александр и Даниил. Один склонил выю, но сохранил дух. Другой одержимый гордыней, не хотел не перед кем склонить главы, и принял от Запада смертельную дозу яда католичества, и нет Руси Галичской, и не пахнет там ныне Русью.

Но если Дух покинет Отчий кров,
Не станет больше сил, исчезнет братство,
Протянут руки добровольно для оков,
И будут славить, славить униатство.
                «Сын за Отца»*

     Все, кто хоть как-то осмелился себя идентифицировать как русский, был уничтожен, выдернут стержень и нет людей, зато нелюдей развелось столько, что выплеснули на улицы Украйны толпы безумцев, бес совести, бес памяти, бес света в мутных глазах. Был ли Александр белым и пушистым, нет конечно, но без силы, без наказания своевольцев, не удержать Русь – Матушку, а ему ведь и ответ персональный перед Богом держать, с него и спрос особый. А распусти народ, такая анархия начнётся, на коленях поползут, – Спаси, заступник, вспомните «Вся земля наша добра есть и велика изобильна всем, а нарядникъ в ней несть»;

Он всё же был «Отцом», хотя довольно строгим,
И юшкой умывались мы не раз, от кровного родства,
Но верили, Мы верили Ему, поскольку знали,
За Родину сторицей спросит с нас,
И всем воздаст, особенно пижонам
С матрасом, вздёрнутым как стяг над головой,
И честь быть русским, посчитавшим оскорбленьем,
Сочтя страну за бесполезный фарс.
                Государь*

     И сказано было «…если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, …». Вот об этой праведности; – православия, правоверности, правильности мироощущения, когда слово добавляет, раскрывает внутреннею сущность нации, и говорил Павел: «Ибо надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные.». Разномыслие ещё не отказ от общего мировоззрения. Отказавшийся от своих корней, не сможет удержаться на земле. Говоря Бог, – Един, мы подразумеваем, что Вселенная создана по одному плану, и под Его единоначалием.

Мать  Сыра  –  земля,  Доля,  Недоля,
Закручинила  сердце  неволя.
Тянет  руки  богов  череда
Изначала  ко  мне  сквозь  века:
Белобог,  Чернобог,  Сварог,
Велес,  Дива, Мара,  Даждьбог…

Каждый  бога лепил, по понятьям  мирка  своего,
Каждый  глину  месил,  как   мог  для  него.
И  забыли  в  пылу  все,  –  одно,
Бог,  – Отец,  этим  сказано  всё.

Бог  Един,  Неделим,
Многогранен  и  зрим
В  истуканах,  иконах,
Молитвах  и  снах.
Бесконечны  же  грани  его  божества,
Непорочная   Дева  Дитя   понесла. 
                «Сносудец» *

     Как не воспринимаем свет без тени, так не можно суши без вод, омываемых её. Мир велик и многообразен, и если существует такое богатство рыб и зверей, и даже люди имеют разный цвет кожи, оставаясь при этом людьми,то почему Бог не может допустить, что бы люди по-разному славили Его. Ведь не требуем мы уничтожить все породы собак и оставить только одну, нам надобно разное служение, так почему мы отказываем Господу нашему в том,что позволяем себе? Или мы хотим быть более праведными чем Он.

     Христиане воспринимают Бога Единым в трёх лицах, единых и неделимых. Мусульмане и иудеи считают, что образ Его не может троиться, но разве сущность Бога, от этого перестаёт быть сущностью Бога. Мусульмане не признают Иисуса,  – Богом, но признают пророком, и относятся к нему с уважением, а это уже не мало. А разве христиане не подменяют порой, Бога – Отца, Богом – Сыном, хотя они суть одно, но всё же, есть Святая Троица, каждый член которой в то же время не сливаем с другими её членами.  «Отче наш», молитва Сыны к Отцу Небесному, но многие обращаются так к Иисусу, не видя в них разницы. А в Библии ясно сказано, что Бог – Отец, отец евреев, а Бог – Сын, отец для всех, кто верит в него. Один скажет солнце, светит, другой скажет; солнце греет, третий, солнце отмеряет день. Так о чём может быть спор, если солнце при этом остаётся единым и неделимым. Веруй в ту истину, что открыта тебе, ибо каждому дано по вере его, по возможности уразуметь её, и бесполезно сводить в единое поле православных и католиков, ибо основа у них разная, и дома стало быть построены будут разными, а Храмы и тем более. Но неужели надо воевать с соседом, из-за того, что он молится другим богам, при условии, что боги эти, есть суть, наш Един Господь. Ибо один образ Его понятен одним, и совершенно чужд может быть для других. Право не будет северянин жить в шатре, а кочевник в чуме.

     Разные мы, а Бог над нами один, и чей образ божий красивши и верней, то спор есть глуп и бесполезен. Но очень важно ощущения себя, как часть своего народа, продолжением Рода, когда ты микромир, в котором продолжают сосуществовать те, кого уже давно нет с нами. Память, это не только, что было с нами сегодняшними, но ещё и Память в которой мы живём, и живут все наши предки одновременно.

Я Древо Познанья, Души и Желанья,
Ты детство из рода, мне сердце шептало,
Древнейшего рода, где корни как жилы
Душу тоскою и болью прошили
Память взрастая в тебе постепенно,
И растворяясь уже внутривенно,
Вскрыли руду, что веками копили,
Те, кто в тебе, до тебя ещё жили.

И кровь заревая тебя омывала,
Сердце пурпуром, как их наполняя,
А дальше, всё больше, бурлила и пела,
В мыслях басовой струною гудела;
Где и откуда истоки печали,
Что из тебя веселье прогнали.
Ты живёшь болью тоски, и утраты,
Скорби и плачи тебя наполняли,

Но кто – то ведь должен, нести это бремя,
Ты не один, за тобой, –  твоё племя.
Боль повсеместно разлита по миру,
В сердце ж вонзи золотую секиру,
И умирая, вечно, за други,
Ты ощутишь тщетность потуги
Всё изменить, всё переделать,
Счастье познать, и горе не ведать.
                «Вещун» *


     А там, в сих потаённых местах мирно сосуществуют «лютые звери», «чудные птицы» и люди настолько близко, едино, что даже:

Избушка там на курьих ножках
Стоит без окон, без дверей;

     Как неотделимая часть при роде, от сотворённого Им. Этакий симбиоз живого настоящего и неживого на деле, но оживаемого духом обитаемым в нём.

Там лес и дол видений полны;
Там о заре прихлынут волны
На брег песчаный и пустой,
И тридцать витязей прекрасных
Чредой из вод выходят ясных,
И с ними дядька их морской;

    В записях сказок от Арины Родионовны, у Александра Сергеевича отмечено, что; «После девяти месяцев царица благополучно разрешилась 33 мальчиками, а 34-й уродился чудом – ножки по колено серебряные, ручки по локотки золотые, во лбу звезда, в заволоке месяц…
Мачеха опять подменила приказ и написала повеление, чтоб заготовить две бочки; одну для 33 царевичей, а другую для царицы с чудесным сыном – и бросить их в море..." Именно 33 богатыря, младенцами утопленные в море, выходят на стражу града царя Гвидона в другой сказке А.С. Пушкина. А особенный сын, превратился одновременно в  царя Гвидона и девицу Лебедь.
 
За морем царевна есть,
Что не можно глаз отвесть;
Днем свет божий затмевает,
Ночью землю освещает,
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит.

     Очень интересный и необычный образ на первый взгляд. Но если вдуматься. Океан – это символ Вселенной. Остров, – Земля в океане вселенной. Дуб,– родовое древо, символ рода. Град, – сказочный Рай на земле.А в Раю были Адам и Ева, причём Ева сотворена из ребра Адама, так и Александр Сергеевич, своему Адаму сотворил Еву из него самого. Что же касается имени Лебедь, то согласно «Повести временных лет», у основателя Киева была сестра – Лыбедь,в свою очередь  воспетая в готских сказаниях VI века, как «лебедь битв», (Сванхильд) за смерть которой мстят три её родных брата. В пользу киевской версии стоит добавить, что «Лукоморье» вошло прологом в поэму «Руслан и Людмила», события коей и происходят в киевских землях:

Дела давно минувших дней,
Преданья старины глубокой.

В толпе могучих сыновей,
С друзьями, в гриднице высокой
Владимир - солнце пировал;
Меньшую дочь он выдавал
За князя храброго Руслана
И мед из тяжкого стакана
За их здоровье выпивал.

     Образ и подобие. Киев и Царство славное Гвидона. Сказочный царь является более идеалистической фигурой, и в какой-то мере может служить прообразом той сказочной Киевской Руси, о которой грезят сказочники и поэты.
 
„Мы объехали весь свет;
За морем житье нехудо,
В свете ж вот какое чудо:
Остров на море лежит,
Град на острове стоит,
С златоглавыми церквами,
С теремами и садами;
Ель растет перед дворцом,
А под ней хрустальный дом;
Белка в нем живет ручная,
Да чудесница какая!
Белка песенки поет,
Да орешки всё грызет;
А орешки не простые,
Скорлупы-то золотые,
Ядра — чистый изумруд;
Белку холят, берегут.
Там еще другое диво:
Море вздуется бурливо,
Закипит, подымет вой,
Хлынет на берег пустой,
Расплеснется в скором беге,
И очутятся на бреге,
В чешуе, как жар горя,
Тридцать три богатыря,
Все красавцы удалые,
Великаны молодые,
Все равны, как на подбор–
С ними дядька Черномор.
И той стражи нет надежней,
Ни храбрее, ни прилежней.
А у князя женка есть,
Что не можно глаз отвесть:
Днем свет божий затмевает,
Ночью землю освещает;
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит.
Князь Гвидон тот город правит,
Всяк его усердно славит . . .

      Но пока это всё только вызревает в «Лукоморье», прорастая тонкими образами и полунамёками;

Там королевич мимоходом
Пленяет грозного царя;

     И зовут того королевича Бова, но сохранились лишь план сказки, да начало оной…

Там в облаках перед народом
Через леса, через моря
Колдун несёт богатыря;

     Вот ещё один странный момент, в «прологе», Черномор несёт Руслана над землёй, а ведь сказка ещё даже не начиналась. Пролог, как и эпилог были добавлены во втором издании «Руслана и Людмилы» в 1828году. Поэтому, хоть официально «Лукоморье» входит в поэму, но по сути является прологом ко всем сказкам А.С. Пушкина.

В темнице там царевна тужит,
А бурый волк ей верно служит;

     Здесь мы, скорее всего, имеем только набросок, идею о возможной сказке, настолько призрачной и зыбкой, что даже не оформленной в виде пометок.

Там ступа с Бабою Ягой
Идёт, бредёт сама собой,

     Баба Яга, это отголосок матриархата на Руси, времена языческих вед, когда женщина занимала достойное место на социальной лестнице, была большухой, Хозяйкой Рода. И её роль продолжала сохраняться даже под давления христианских мировоззрений;

Первое послание к Коринфянам святого апостола Павла: глава 11, стих
3. Хочу также, чтобы вы знали, что всякому мужу глава Христос,
жене глава - муж, а Христу глава - Бог. . .
7. Итак муж не должен покрывать голову,
потому что он есть образ и слава Божия; а жена есть слава мужа.
8. Ибо не муж от жены, но жена от мужа;
9. и не муж создан для жены, но жена для мужа.
10. Посему жена и должна иметь на голове своей знак власти над нею, для Ангелов.

     И вот эта женская сущность, благодаря которой и прозывается Русь – Матушкой,не смотря не на что, продолжает своё тайное служение, и тихо «бредёт сама собой» по неведомым дорожкам нашей памяти.

Там царь Кащей над златом чахнет;

     Царь Кащей, правитель являющийся одновременно рабом, пленником своих страстей, скрягой, – согласно толкованию Макса Фасмера, Кащей (Кощей) от тюркского kо;;i «невольник». В «Слове о полку Игореве» древнерусское «кощей» упомянуто трижды: князь Игорь Святославич, попав в плен к Кончаку, садится «в седло кощеево». Этой строкой Александр Сергеевич закольцовывает своё «Лукоморье», по златой цепи, опутавшей родовую ось бродит сторож Кот – Баюн, и царь чахнет под спудом этих вериг.
И не смотря на это, как торжествующая благая весть;

Там русский дух... там Русью пахнет!

     Но как это; пахнет Русью. Водорослями пахнет море, лес,– прелою листвой, луг,– скошенной травой, степь, –полынью, Храм, – ладаном и молитвой. Дома, сараи, дворы и улицы; всё в мире источает запах.  Пахнет и человек, дурно ли, хорошо ли, но пахнет и пахнет человеком.А Русь – Матушка, пахнет всем сразу;молоком и яблоками, мёдом и хлебом,а ещё, она пахнет твоим кровом, памятью пахнет, жертвами миллионов людских душ, умерших за то, чтоб нам здесь и сейчас было хорошо, спокойно. Чтоб дух наш был свободен, и мы это знали, понимали и ценили.

     Дух, это то, что живёт в тебе, переполняя и не давая огоньку, что согревает душу угаснуть в беспросветной ночи. Ты читаешь Николая Васильевича, и тебя гложет любовь, переполняющая тебя к старому Бульбе. Жесток был казак, ой как жесток, детей бросал в огонь следом за матерями, и не знал пощады не к малому ни к старому.  Но не по злобе тёмной, врага рода человеческого, а поднялся заступник земли русской, разорвались цепи ненавистные, и не было краю в его праведном гневе.

Отец и Сын, и с ними Русский дух
В единое сплетаются начало,
А что до боли выцветших старух,
Так в жизни ведь, не то ещё бывало.

Господь воздаст и Бульба всем воздаст,
Гори огнём жидовствующих рати,
Все те, кто душу русскую предаст
И те, кто верят, что пророчат ляхи.
                «Сын за Отца» *

     Страшен и беспощаден бунт русского человека, и не дай бог оказаться у него на пути. Снесёт с лица земли, как ураган сметает букашку, вздумавшую остаться на своём персональном листике, как в каменной крепости. Бушует ураган, поднимаются призраки злых янычар, детей осиротевшей земли русской, поднимаются гордые вои, нанятые византийскими басилевсами, вновь восстаёт неукротимый Святослав и поднимает за собой свою непобедимую дружину. Гуляют по Руси, вырезают, вычищают нечисть накопившуюся. В одном строю солдаты Первой Мировой и Великой Отечественной, все кто головы сложил, смерть, приняв, и кто жив домой возвернуться смог. А за ними бесконечными рядами сгинувшие в страшном полоне на чужбинушке, души хрестьянские побитые, да покалеченные, кто землю свою потом поливал, слезами орошал, наново стены возводил. Ибо Дом у них был един для всех. Един для тех, кто хотел жить в нём в мире и согласии, не зависимо от национальности и цвета кожи.

      Так чем пахнет Русь. Прошлым, настоящим и будущим, ощущением древних токов, берущих своё начало из глубины веков. Это кровь земли, текущая в венах людей, в их сердцах и характерах. Русский народ не просто наследник славян. Он дух славянства. Когда-то ареал его обитания был безбрежен, но как огнь костра, постоянен своим жаром он только в его сердце, в срединной части, а отдельные лепестки, как бы высоко не взлетали, но оторвавшись, – обречены. Пожар спадёт, но огнь будет жить в тлеющих углях и жар его не угаснет, пока хоть малая искра жива в народе.

     Русь – это тот становой хребет, что был заложен до христианства, и прибудет вовеки, если мы сами его не изничтожим. После развала Российской империи, появились пародии, интерпретации гибнущей Руси, но во всех гибель грозила ей от внешних сил, будь то власть предержащая, или новые времена;

У Лукоморья дуб срубили,
Златую цепь в Торгсин снесли,
Кота в котлеты изрубили,
Русалку паспорта лишили,
А лешего сослали в Соловки.
Из курьих ножек суп сварили,
В избушку три семьи вселили.
Там нет зверей, там люди в клетке,
Над клеткою звезда горит,
О достиженьях пятилетки
Им Сталин сказки говорит.
         « Из наследия 1934г.»

     Вариаций было множество, но только другой гений смог достойно завершить сказку. Лукоморье гибнет, но в этой гибели виновен сам народ, забывший себя, переставший ценить то главное, что воспевал Александр Сергеевич, – гармонию Бытия в сказочном ореоле праведности. Владимир Красно Солнышко крестил Русь, а в его царстве, лешие, домовые, русалки, вся языческая Русь живёт и здравствует. Но в современном мире ей нет места, к сожалению, зато есть и стяжательство, и глупость, и жлобство. От того так справедливы и горестны слова Владимира Семёновича Высоцкого;

                «Лукоморья больше нет».

      Лукоморья больше нет, от дубов простыл и след.
Дуб годится на паркет, - так ведь нет:
Выходили из избы здоровенные жлобы,
Порубили те дубы на гробы.

Распрекрасно жить в домах на куриных на ногах,
Но явился всем на страх вертопрах!
Добрый молодец он был, ратный подвиг совершил -
Бабку-ведьму подпоил, дом спалил!

Ты уймись, уймись, тоска 
У меня в груди!
Это только присказка -
Сказка впереди.

Здесь и вправду ходит кот, как направо - так поет,
Как налево - так загнет анекдот,
Но ученый сукин сын - цепь златую снес в торгсин,
И на выручку один - в магазин.

Как-то раз за божий дар получил он гонорар:
В Лукоморье перегар - на гектар.
Но хватил его удар. Чтоб избегнуть божьих кар,
Кот диктует про татар мемуар.

Ты уймись, уймись, тоска 
У меня в груди!
Это только присказка -
Сказка впереди.

Тридцать три богатыря порешили, что зазря
Берегли они царя и моря.
Каждый взял себе надел, кур завел и там сидел
Охраняя свой удел не у дел.

Ободрав зеленый дуб, дядька ихний сделал сруб,
С окружающими туп стал и груб.
И ругался день-деньской бывший дядька их морской,
Хоть имел участок свой под Москвой.

Ты уймись, уймись, тоска 
У меня в груди!
Это только присказка -
Сказка впереди.

А русалка - вот дела! - честь недолго берегла
И однажды, как смогла, родила.
Тридцать три же мужика - не желают знать сынка:
Пусть считается пока сын полка.

Как-то раз один колдун - врун, болтун и хохотун,-
Предложил ей, как знаток бабских струн:
Мол, русалка, все пойму и с дитем тебя возьму.
И пошла она к нему, как в тюрьму.

Ты уймись, уймись, тоска 
У меня в груди!
Это только присказка -
Сказка впереди.

Бородатый Черномор, лукоморский первый вор -
Он давно Людмилу спер, ох, хитер!
Ловко пользуется, тать тем, что может он летать:
Зазеваешься -  он хвать -  и тикать!

А коверный самолет сдан в музей в запрошлый год -
Любознательный народ так и прет!
И без опаски старый хрыч баб ворует, хнычь не хнычь.
Ох, скорей ему накличь паралич!

Ты уймись, уймись, тоска 
У меня в груди!
Это только присказка -
Сказка впереди.

Нету мочи, нету сил, - Леший как-то недопил,
Лешачиху свою бил и вопил:
-Дай рубля, прибью а то, я добытчик али кто?!
А не дашь - тогда пропью долото!

-Я ли ягод не носил? - снова Леший голосил.
-А коры по сколько кил приносил?
Надрывался издаля, все твоей забавы для,
Ты ж жалеешь мне рубля, ах ты тля!

Ты уймись, уймись, тоска 
У меня в груди!
Это только присказка -
Сказка впереди.

И невиданных зверей, дичи всякой - нету ей.
Понаехало за ней егерей.
Так что, значит, не секрет: Лукоморья больше нет.
Все, о чем писал поэт, - это бред.

Ну-ка, расступись, тоска,
Душу мне не рань.
Раз уж это присказка - 
Значит, дело дрянь.


                1966



* - стихи автора.