Зыбкая встреча

ЗЫБКАЯ ВСТРЕЧА






     Июльский полдень. На небе неподвижно застыли перистые облака. Застыли, словно перед долгой дорогой, вот-вот – и отправятся в путь.
     В воздухе разлита удивительная симфония запаха травы, пыли, листвы и всего, что вмещает в себя полдень. Музыка перешептывания теней и стрекота неугомонных кузнечиков и неровного, птичьего щебета.
     И помимо этих нот воздух наполнен той неуловимой для непривычного уха музыкой, которая всегда возникает в тех местах, где собираются дети.
     Под ветвями старой ивы, на скамейке у подъезда посеревших от времени стен Сталинского дома сидят дети.
     Ну, конечно же, они не просто сидят – они звенят, как колокольчики и веют теплотой, пышут жаром, словно маленькие солнца, чудным образом опустившиеся с небес на эту старую скамейку!..
     - Ну, ты даешь! – восклицает девочка лет четырнадцати, худая, с длинными, поцарапанными ногами, гибким телом, с острыми плечиками, с тонкими выразительными чертами лица. А глаза ее пронзительны, как у маленького медиума, словно угольки. Ее острый нос вскидывается вместе с лицом в момент восклицания. Может, и имя ее – Тонька – соответствует тонкости и остроте ее черт и гибкости ее осанки.
     - Ну, ты даешь! – Как же это – солнечные лучи могут перепутываться между собой?! Что за прихоть?!  Что за чушь! Если хочешь знать – это вовсе не по-природному! – выговаривает она своему младшему братишке, невысокому крепышу – мальчишке десяти лет от роду. И веснушки, которые на его круглом лице, будто солнечные зайчики, загораются от обиды и осознания собственной правоты, которую посмела оспорить «этакая лукавая бестия», которой является его сестра. Он сопит, пыхтит, как маленький паровоз, отчего его ноздри смешно увеличивают форму и без того курносого бугорка, покрытого веснушками. А голубые, огромные глаза его становятся почти прозрачными.
     - А вот и – спутываются! И к тому же – слипаются!... И вообще, ты, Тонька, не испытываешь снисхождения к своей кровиночке – ко мне – к своему брату!.. – повторяет мальчонка слова, услышанные им от их общей бабушки, которая так похожа на усталую черепашку, похаживающую по дому, тихонько поливающую чаек, и иногда вдруг произносящую очень умные и запоминающиеся слова. Такие слова, которые не грех и запомнить и повторить их при случае.
     - Виталька! Да ты просто, дурак какой-то! И не о чем тут больше говорить! – отвечает брату белокурая бестия. Вся словно из огня, и очень довольна тем, что она такая.
     Горда этим и не терпит возражений. Тем более со стороны какого-то маленького врага человечества и ее в том числе.
     - Дурак! – повторяет она, улыбаясь ему в лицо.
     Эти дети – самые верные враги. Они спорят по любому поводу и без. И по-другому не хотят, потому что они – такие, как они есть!
     Чуть заикающийся голос Витальки и надтреснутый, но пронзительный голос Тоньки долго нарушают тишину и симфонию звуков.
     Дети спорят и за этим увлекательным занятием не замечают, как из-за угла дома, неслышно, медленно ступая, появляется нежданная гостья – тоненькая, вся – словно бы призрак, - словно сотканная из туманов и грез – девочка тринадцати лет. Она очень похожа на фантазию Николо Паганини в один из моментов звучания скрипичной струны, ожившую и обретшую плоть.
     Гостья подходит к старой иве и, протягивая руку, нежно, бережно касается ее коры. И тихо, будто самой себе, девочка говорит:
     - Не волнуйтесь, я ненадолго. Я… к дереву пришла.
     Тоня и Виталька вздрагивают от неожиданности, потому что ее тихий голос вторгается в кипенье их спора, словно легкий и негромкий, но свежий и свободный ветерок, который невозможно не заметить, потому что в нем – волшебство.
     Некоторое время они таращат на девочку глаза. И, наконец, четырнадцатилетняя бестия, не нашедшись, с чего начать знакомство, по привычке выдает язвительно:
     - С таким-то голосочком и – к дереву. Оригинально!
     Но к ее глубочайшему удивлению, девочка не обижается и не стремится возражать. Она лишь вскидывает кудрявую голову и на секунду их взгляды встречаются. Тонька удивлена. Ей еще никто, наверное, не смотрел в глаза так смело и естественно.
     Она хочет что-то сказать, чтобы скрыть свое смущение, но уже поздно. Все уже заметил ее братик.
     - Ага! Получила! – смеется он. Он очень чутко чувствует, когда его сестре не по себе и часто угадывает отчего именно.
     - Ребята… - тихо, но уверенно говорит девочка-гостья и, нежно проведя рукой по коре дерева, еще тише добавляет:
     - Что же вы делаете? Ведь вы своими спорами мешаете дереву… жить. А воздух? Вы разве не замечаете? – Он весь горит от глупых споров. Так нельзя. Вы же люди. А людям нельзя…
     - А что…что?! – чуть ли не одновременно вскрикивают верные враги. – Что можно то людям?!
     - Можно…жить. Понимаете? – Просто учиться жить.
     - Ну и живи себе! – вопит Тонька. – Да – кто ж тебе мешает? – кривит рот Виталька.
     - А я и живу… И дерево вот… живет… и – ветер. И даже – дом! Вот только… дедушка… умер. – куда-то в пространство неожиданно произносит гостья, почти шепотом. На ее тонких ресницах вздрагивают редкие тяжелые слезы.
     Тоня почти равнодушно воспринимает эти слова, не успев в них толком вдуматься.
     Но Виталя вдруг с нерешительностью спрашивает:
     - Так… и он что теперь… совсем… это… ну это – не дышит? Совсем?
     - Мертвые никогда не дышат! – кидает Тонька.
     - Да я знаю. Но не верю. – бормочет Виталя. – Не верю – ведь это, наверное, так… ну это… так – больно – не дышать! Да ведь?
     - Нет – это не больно – отвечает незнакомка, машинально поправляя свои нежные кудри. – Это даже… нормально. Все люди... – умирают.
     - А я слышал, что они на «тот свет уходят», а не… мрут! – бормочет Виталя.
     - Дурак! – опять раздражается Тонька. – Мрут только прусаки и червяки. Ну, ты что?! Люди – умирают…
     Но ее слов словно бы не замечают.
     После паузы Виталя продолжает:
     - Да – умирают… Ну а они что? – делаются деревьями, да?
     - Нет – они в души превращаются. – отвечает гостья. – И еще, как бы это сказать – еще они… мыкаются целых 40 дней, а то и побольше…
     - Ааа… - протягивает Виталик. И по слогам пытается выговорить новое для него слово - …мы – кА – ют – ся.
     Некоторое время все трое молчат. Таинственность овладевает не только девочкой-гостьей и Виталиком, но и Тоней. Виталик и Тоня вглядываются в пространство, словно бы пытаясь увидеть сквозь него мыкающиеся души людей.
     А в это время их неожиданная знакомая, словно бы отстраняется от дерева и молча, медленно, но не вызывающе идет прочь.
     Дети смотрят ей вслед. Тоня крепко, но не до боли, сжимает руку своего братишки, который решился было догонять незнакомку.
     Глупый! – Кто же способен догнать призрака, тем более, если он – человек!..
     Тонины волосы растрепались. На лице ее вздрагивают капельки жгучего пота и слез.  Быть может это – мысль ожгла – ее лицо? Тоня вдруг становится совсем не похожа на шутливую шпану.
     Она все крепче сжимает руку братика. А он так широко распахивает свои голубые глаза, что солнечные лучи, не подчиняясь никаким законам – перепутываются в его глазах, превращаясь в слезы.
     Он не совсем понял на словах, о чем говорили. Но в душе – все, все понимает!