Сказка знакомство с девятерыми из ларца, не одинак

 СКАЗКА – ЗНАКОМСТВО С ДЕВЯТЕРЫМИ ИЗ ЛАРЦА, НЕ ОДИНАКОВЫМИ С ЛИЦА.
               
Секьюриков было девять. А главным у них был Младший Вождь Многоликий Янус. И хотя, по возрасту, он был младше многих прочих секьюриков, но те звали его «отцом». А он их «своим детьми». Чуть Выше, я имел наглую неосторожность написать о тои, что и Младший Вождь всячески терзал своих подчинённых.  Дружок, прости, но это не совсем верно. Да, терзал, но не очень часто. Да и терзал без злости, а как-то по-отечески, заботливо и нежно. Для их, секьюриковского, блага и пользы. Славился тот Вождь Янус своим умом и говорливостью. Ум – это всегда хорошо. (Хотя бывает и горе от излишнего ума.) Болтливость – хуже. Но и она долгое время стояла на службе всего племени. Янус до такой степени забалтывал приезжавших с проверками Средних Вождей, что те частенько забывали о своих злобных намерениях, и слушали его с широко открытыми ртами. Немаловажно и то, что в наше время постепенно становится редкостью. Вождь был абсолютно правильной сексуальной ориентации. Может быть даже излишне правильной, чем нужно. Немного туманно? Поясняю. В обиходе, таких как наш Янус, называют бабниками. Да, он, с трепетом в душе и теле, относился ко всем встречным - поперечным бабам, женщинам и девушкам. Ко всем тем, кто разительно отличался от секьюриков первичными и вторичными половыми признаками. Именно поэтому вождь любил свой «мобильник». «Мобильники» любят многие секьюрики. Но Янус любил его не из-за музыки, или прогулкам по Интернету. Нет, он любил «мобильник» за его прямые, телефонные, функции. Именно маленький телефон  позволял ему минутами, часами и годами болтать со всеми своими многочисленными «зайчиками», «кисками», «рыбками»  и прочими млекопитающими женского пола. Все секьюрики уважали и ценили своего Младшего Вождя. А может просто делали вид? Кто их; убогих, обиженных и всеми гонимых, поймёт. Что же касается моего личного отношения к Янусу, то позволь, Дружок, оставить мне его при себе.
Двух секьюриков звали Дед и Внук. И были они неразлучны, как сиамские братья. Дед был среди секьюриков самым старым и уважаемым, и не только из-за возраста, но и из-за своих внушительных габаритов. Он отличался чистоплотностью, справедливостью и любовью к крепкому матерному словцу. Любили это словцо и все остальные одноплемённики. Но Дед был на голову выше всех их в этом спорном филологическом вопросе. Там, в жизни вне забора, Дед был пчеловодом. А здесь он был настоящим ночным хозяином стройки. Когда Дед обходил её под тусклым светом сморщенных, и слипшихся, московских звёзд, то никакая бесхозяйственность не могла укрыться от его зорких наблюдательных глаз. Любой поддон с сухой смесью, или с облицованной плиткой, стопки железа-«нержавейки» и алюминиевые профиля, небрежно брошенные плиткорезы и тачки, не оставались не замеченным, и бралось Дедом под строгий учёт и контроль. А то, что бралось им под контроль, всегда находило своё дальнейшее применение в славном городе Манжурске. Внук  не был ему внуком. Точнее был, но внуком не родным, а самозваным. Когда-то этот Внук не ругался матом, и пытался приобщить остальных секьюриков к Богу. Попытка оказалась неудачной. Они к нему не приобщились, а вот сам Внук ругаться начал изрядно. Дед о Внуке постоянно заботился, варил ему и кормил его вкусными супами – «мешанками», пел ему колыбельные песни, водил его в патруль и старался побороть Внукову тягу к алкоголю. Лжевнук, так же как и внуки настоящие, всю эту дедову заботу воспринимал как  должное. Он постоянно капризничал и вредничал, не хотел вставать после сна, травил Деда сигаретами и алкоголем. Он обзывал его «старой галошей», «выхлестком» и другими малоприятными словами. Точно такие нелестные эпитеты отпускались Внуком и в адрес остальных секьюриков. А ещё он мог часами тыкать пальцами в клавиши своего ноутбука и «мобильника». В это время его поведение становилось особенно раздражительным и агрессивным. И только приглашение к обеденному столу, на котором робко настаивал Дед, вызывало на его мужественных властных губах скупую задумчивую улыбку.
 Ещё в племени был секьюрик по фамилии Глобусов. Он отличался склонностью к чтению, к прослушиванию песен на радио «Шансон», и к употреблению алкоголя. Последнюю склонность всячески старались уменьшить только я и, иногда, обычно по пятницам, вождь Янус. Хотя на все наши потуги (позволь мне быть искренним, Дружок) этот секьюрик плевал с самой высокой московской колокольни. А может, и с самой Эйфелевой башни. Только ухудшающееся от непомерных возлияний здоровье, было способно на некоторое время вырвать из сильного кулака, бывшего десантника и агронома, стакан с алкогольным зельем. Когда Глобусов не пил водку и коньяк, он обязательно пил таблетки от печени, витамины и «минералку». (Поговорку «Поздно пить «Боржоми» когда почки опущены» он знал, но упрямо думал, что к нему она не относится.) Ещё он начинал делать физкультурные упражнения и рассуждать о проблемах частного животноводства. Он слыл среди секьюриков настоящим профессионалом в этом каверзном вопросе. (Учащавшая интенсивность занятий физкультурой приводила только к одному, к новому этапу неумеренного потребления алкоголя.) А ещё у него было два хобби. Многочасовое рассматривание журналов автомобильных продаж и негромкое пение песен. Не знаю, кому-то его вокал может, и нравился, но меня его исполнение, особенно песни «Что ж ты вьёшься, чёрный ворон…», приводило к состоянию близкому к истерике. Остальные секьюрики заметили эту мою странную особенность. Они, ради дружеской шутки (я свято надеюсь, что только ради этого), ему частенько эту песню подпевали. Положительными чертами его сложного многогранного характера были ежедневная чистка своих туфель и поедание чеснока.
Были также в племени два брата - секьюрика. Правда, не родные, а сводные. Но это всё же более правдиво, чем фальшивый Внук. Звали их Закупоренный и Мелкий. Братья, они может и братья, но внешняя разница между ними была такой, как между тыквой и стручком гороха. Закупоренный читал очень много, больше всех остальных секьюриков, и любил козырнуть перед остальными своими обширными около энциклопедическими знаниями. К служебным обязанностям он относился спустя рукава, но любил прихвастнуть своими охотничьими успехами и привлекал внимание других секьюриков байками о своих дядюшках. И если с охотой всё ясно (какой охотник или рыбак не приправляет свои истории доброй порцией лжи), то с историями о дядюшках Закупоренного секьюрики не пришли к единому мнению. Они так и не смогли определиться, был ли этот дядюшка один (но успешно совмещал в себе ипостаси зека, начальника милиции, сортосмена, пьяницы, лесника, браконьера, шахтёра, шофёра, водолаза и бог весть кого), или их было бессчётное множество. Впрочем, даже он был не один, их число явно зашкаливает за все разумные пределы. А ещё секьюрик Закупоренный был одним из тех двух секьюриков, которых кусали клопы. Его брат был самым младшим из секьюриков и этим сказано почти всё. Мелкий был очень серьёзным и целеустремлённым молодым человеком. Впрочем, хочется отметить и его маленькие слабости. Нежную привязанность к своему «мобильнику». Неразумное «лихачество» на дороге. А, так же, любовь к «Pepsi-cola» и мультфильмам про Симпсонов. Два брата жили в племени, но как бы особняком, отдельно от остальных, и это слегка нервировало и напрягало всех остальных секьюриков.
Был секьюрик Шева. Любители футбола, в особенности поклонники киевского «Динамо», прошу вас излишне не волноваться. Шева из племени «Скунс» не был форвардом – пенсионером Андреем Шевченко, которого фанаты тоже звали Шевой. Было у нашего Шевы и другое, чаще употребляемое, прозвище – Утилизатор.  Утилизатор, как и многие  секьюрики преклонного возраста, был очень начитанным и эрудированным, но с одной заметной странностью, послужившей появлению этого прозвища. Странность эта заключалась в том, что в течение всей смены, он еженощно проверял содержимое всех мусорных контейнеров. Дружок, не вздумай решить, что Утилизатор голодал и обшаривал контейнеры в поисках пищевых отходов. Целью его поисков были попадавшие туда отходы цветных металлов. Не брезговал он и облицовочной плиткой, и саморезами, и всем остальным, что находилось на этой могучей стройке. Утилизатор не был исключеньем. Все остальные секьюрики с учащённым дыханием  смотрели на ничейные мешки с сухой смесью, и висящие без действия электрические кабеля. Но Утилизатор ценил всё это более настойчиво и постоянно. Скорее всего, из-за того, что там, в обыденной жизни, он строил себе дом. А, может, и из-за какой-то неизвестной науке физиологической особенности его организма. Этого я не знаю. И этого не знает никто. Факт оставался фактом. Контейнеры были его вотчиной. И он всячески пресекал все попытки других секьюриков, вторгнутся на захваченную им территорию. К алкоголю Утилизатор относился без излишнего пристрастия. Но от предложенного ему стакана никогда не отказывался. А ещё Шева любил мойву. Не знаю, была ли эта любовь взаимной. Но он её, особенно варёную, обожал.

Я забыл упомянуть (и спешу наверстать упущенное) о том, что подавляющее большинство секьюриков были людьми добрыми, незлобивыми и доверчивыми. Именно всё это и позволяло проникать в их племена иностранцам. Был такой «агент влияния» и среди секьюриков племени «Скунс». Звали его Вася Голод. Но он не обижался (или делал вид, что не обижается), когда его называли Хохлом. (Да и зачем обижаться, если всех украинцев зовут хохлами, а русских – москалями?) Сплошной интернационализм и никакого великорусского шовинизма. Голод был хохлом в возрасте. Нет, не настолько «в возрасте», как Дед, или хотя бы я. Но пятый десяток он разменял, оставался при этом холостяком, и заметно этим гордился. До самого недавнего времени. А затем он неожиданно женился. Может, его ловко «захомутала» бывалая бабёнка. Может, по «залёту». А может, его в задницу клюнул Петух - Большая Любовь. Суть, Дружок, не в этом. А в том, как Хохол улыбался. Он улыбался всегда и везде. Но после скоропостижной женитьбы (и это заметили все секьюрики) его улыбки становились всё более вымученными и кособокими. Особенно тогда, когда они интересовались его отношениями с тёщей. Да, Дружок, тещи – это бич любого зятя. И тихого затюканного интеллигента, и бесшабашного пьяного дебошира. На втором месте, после обожаемого украинцами сала (а может и на первом), у Васи был сон. Спал он постоянно, при каждом удобном случае. Он частенько говорил остальным секьюрикам о том, как это замечательно ничего не делать, много спать и получать за это хорошие деньги. (Кто знает, может эти кощунственные слова, и стали источником всех, обрушившихся на секьюриков впоследствии, тягот и бед.) И когда вождь Маугли-Телепузик практически лишил секьюриков нормального сна, Хохол поскучнел. Он был добросовестным хохлом, и там, где остальные секьюрики игнорируя возникшую угрозу, выкраивали себе минуты для сна, он упрямо продолжал свои изматывающие дежурства. И принуждал к этому своего напарника Утилизатора. «Очень хорошо», почти мгновенно, превратилось в «очень плохо». Голод впал в уныние. Теперь ни картошка «в мундирах» и сало, ни собственно засоленная мойва «с запашком», ни домашний творог и яйца, ни коньяк, были не в силах вернуть его избыточный оптимизм и жизнерадостность. Хохлом всё сильнее овладевали тихая паника и постоянный стресс. А в разговорах всё настойчивее проскальзывала мысль о скорейшем бегстве из проклятого племени. Был ещё один, и немаловажный мотив, для его усиливающегося стресса. Хохол был вторым секьюриком, которого безжалостно кусали свирепые строительные клопы.
Девятым секьюриком был я. Как меня зовут? (Никак, я прихожу сам.) Дружок, зови как тебе приятнее. Рыжим, Занудой или Ипполитом. Мне абсолютно без разницы. Можно Николаем или Юриком. А что, почти каламбур, Юрик – секьюрик. Тем более, что трое из племени действительно были Юриками. (Интересно, может быть все Юрики на нашей Земле имеют предрасположенность жить в племенах секьюриков. Увы, об этом не знает даже вездесущий Интернет. Граждане учёные! Обратите немедленное внимание на это обширное научное поле неизученных законов мироздания.) Был ли я одним из них? Конечно, был. Так же как был Яном, Игорем, Василием и Анатолием. Я есмь Сказочник. Я – всё. И я – ничто. Что, Дружок, смахивает на плагиат? А ты попробуй, напиши что-то умное сам, когда уже всё написано. То-то и оно. Вообще-то я могу не открывать своё инкогнито. Имею право, как автор. Но мне кажется, что это не совсем честно. Вон  как я припечатал острым словцом остальных секьюриков. Умею, подлец. Вот так бы и себя, любимого. Без всякого заискивания и двусмысленных экивоков.

ПЕРВОЕ ДРАМАТИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ. Секьюрики сбились в жалкую дрожащую кучку и со стонами наблюдали за тем, как безжалостный дракон выдёргивает из земли последнюю бетонную плиту. Все они чувствовали себя обездоленными сиротами. По тротуару, ещё сегодня утром надёжно скрытому от них за несуществующим теперь забором, всего в нескольких метах от них  беззаботно – торопливо  топал разнополый осенний московский люд. И, столь нелюбимый столицей, люд приезжий. Люди спешили по своим делам и ничего не видели. Ни эту жалкую кучку секьюриков, ни того, что только что разрушилось целое жизненное мироздание. Большинство из прохожих даже не замечало уничтоженного забора. Этого малого центра их секьюрикской вселенной, этого столпа стабильности и безопасности. Секьюрики не понимали этого равнодушия. Они думали, что все эти бесстрастные лица, на самом деле только искусные маски. А под ними скрываются издёвки, насмешки и презрение над их унижением. Кто прав? Кто виноват? И что для человечества этот разрушенный забор? Даже не пресловутая Берлинская стена. (Хотя конец такой же, но из нашей никто не выковыривает камушки для сувениров.) Бесследно исчезали цивилизации и вымирали целые народы. Рушились могучие империи и планету сотрясали войны и катаклизмы. Остывает солнце и астероид-убийца стремится на нас из глубин космоса. А тут какой-то забор. Пустяк, соринка, прах. Но секьюрики тоже люди (как не дико это случит для некоторых.) А что говорит человек? Своя рубашка ближе к телу. В чужом глазу и соринка бревно. Мой дом – моя крепость. Ну, что, хватит? Довольно аксиом. «Пусть тают льды Антарктиды и сидят под землёй чилийские шахтёры. Пусть разбиваются самолёты и взрывают людей террористки-смертницы. Это не с нами, это далеко, это в телевизоре. А забор всегда был рядом. Он был свой, родной, надёжный и неподкупный. Был, и нет. Его убили, его больше никогда не будет. Будет завершение стройки и сдача терема в эксплуатацию. И реальная угроза для секьюриков остаться без работы. Мы не сможем выплатить кредиты банкам. Мы не привезём деньги в свои семьи и наши жёны, любовницы и дети (включая внебрачных) узнают нищету и голод. (Просьба не путать с Голодом Васей и его однофамильцами.) Не достроятся дома, не доделаются ремонты, не купятся автомобили и холодильники. Крах всей жизни! Крах всего и навсегда!» - Опустив плечи, понурив вниз свои седые головы, и упорно рассматривая свои запылённые башмаки, с  тупым ужасом приговорённых к гильотине, думали секьюрики. Да, Дружок, секьюриками они были  только каждые четырнадцать суток, А следующие четырнадцать суток, они были людьми. И снова, кто-то с удивлением, кто-то с пренебреженьем, а кто-то и с презреньем, воскликнет: «Кто? Секьюрики? Люди?» И я с гордостью отвечу им: «Да, секьюрики – люди!» Немного подумав, я, пожалуй, добавлю: «Ну, или почти, как люди». Только немного несчастнее.

Я такой же, как все. Среднестатистический русский человек. И, наверное, плохой секьюрик. В меру жаден, в меру завистлив, в меру эгоистичен. Не в меру упитан и потлив. Чересчур нерешителен, совестлив и зависим от обстоятельств. Болен гипертонией и склерозом, мучаюсь от средней стадии алкоголизма и шпоры на левой пятке. Короче, один из многих. Но я - Сказочник. И этим отличаюсь от многих. Мои недостатки? Куда же, Дружок, без них. Назову два главных. Во-первых, страшные рыжие усы. Во-вторых, не поддающиеся разумному объяснению переживания по поводу отвратительной игры футбольной команды «Спартак». Все остальные черты моего многогранного характера, с разной степенью относительности, я прошу засчитывать как положительные. (Или, пусть будет так, не приносящие вреда окружающим.)

А ещё у секьюриков был пёс Цыган. Такой умный, что многие люди ему в подмётки (точнее в подушечки лап) не годятся. Впрочем, был у пса Цыгана, один недостаток Цыган не умел разговаривать. Понимал всё, а сказать - ни-ни. Хотя, что тут странного. Ведь бывают немые люди. Наверное, и он был одним из них. К тому же Цыган не курил и не пил спиртного. А это, знаете, весьма цениться в наше, больное на голову, время. Но он любил лазать по биотуалетам. И это было, вместе с хитростью и ленью, его самыми большими минусами.
                15.09. – 16.09.2010 г.