Иноверцам

Полтора года - вот он, мой труд.

Январское утро и чашка горячего чая.
Холодные сны... им не место в твоем рюкзаке.
Ты выйдешь на свет - золотое орудие рая,
И медленно двинешь по белой туманной реке.
Так кто ты таков? Ты оставишь меня без ответа:
Полсотни имен, ни одно не опишет твой ум.
Ты ангел и черт. Золотое орудие света,
Окутано мраком жестоких неласковых дум.
Январская ночь - серебристая звездная вечность,
Что столь безразлична к снующим в неволе сынам, -
Не в ней ли сокрыто значение слова "беспечность",
Не в ней ли краса, что сияла в напутствие нам?
Довольно кричать! Ни вчерашним, ни завтрашним плачем, -
Народ не услышит. И Господи вряд ли придет.
Никто не ведет пересчета твоим неудачам,
Лишь кроме того, кто надежду из рабства крадет.
Не ты ль свой мучитель? В змеиную выкрася душу,
Ты мнился пророком, - хоть сам оказался глупцом.
Но нет. Эти думы, к несчастью, словами наруша,
Я вольна сказать: ты пугаешься встречи с Отцом.
Кто создал тебя, не считал обязательным сердце,
А ум заключил в беспросветную рабскую ночь:
Но ты поборол - обесчестил! - Творца-иноверца,
Ты выжил - всевольную душу его превозмочь.
И создал свой мир, от жестокости жаждя спасенья,
И создал... и проклял все новых и новых сынов,
И нежил младенцев под неба нерадостной сенью,
Желая спасти от бессилья - рядами чинов.
Ты выковал сердце - источник великой печали, -
На каждую плоть, бесконечное множество тел,
Из тлена и боли. Из камня, железа и стали:
Ты поровну Жизни для каждого сына хотел.
Ты вырастил страх в отдаленных глубинах сознаний,
И к нам заселил - он прижился в пустынях умов, -
Чтоб меньше средь нас поднималось бездумных восстаний,
Чтоб чаще "добро" поселялось меж наших домов.
Ты вырезал боль. Из чего - неизвестно поныне!
Да продал наш мир несмиримому эху войны:
Безумью, гниенью, пожару... - великой гордыне,
Что вволю насытилась жертвами каждой страны.
Ты жаждал для нас беспокойного божьего мира,
Ты дал нам все то, чем владел - бесконечно! - и сам.
Так кто ты таков? Превеликая воля кумира,
Отец Преисподней... и сыне Святым Небесам.
Ты жил среди нас. Ты берег нас от гнева и рока,
Ты ведал нам знанья устами великих наук.
И вряд ли б от них - без того было более прока,
Чем светлой любви от вселявшего в души испуг.
Кто создал тебя, не считал обязательным сердце;
Ты, нас создавая, сей грех на себя не взложил.
И мы - в наущенье - хвалили Творца-иноверца,
Хоть истинный Бог... среди нас, неприкаянный, жил.
Январское утро и чашка горячего чая.
Лишенные правды кричат за неплотной стеной.
Ты рвешься на свет. Неприкаянный выходец рая,
Навек обреченный, един со своею виной.
Холодные сны. Наложи же на них свое вето! -
Им точно не место, не время в чужом рюкзаке.
И, пусть ты коварно оставил меня без ответа,
Я сам нареку тебя. Здесь, и в последней строке.
В январскую ночь, сквозь столетия жара и пыли,
Подумав про Бога, на миг загрустив о былом,
И, вспомнив в тот миг - то, о чем вы столь глупо забыли...
Ты скажешь: "Тебе, как и мне, без души - поделом."
Ты скажешь: "Вот, люди. Мой лучший, мой высший подарок
Себе на рожденье. На жизнь. Да себе - на покой.
Их пыл (как завидно!) неистово, яростно жарок,
Да стал таковым не моей, не твоею рукой.
Вот, люди. Что люди? Какое до них тебе дело,
Мы двое, казалось бы, выше. Казалось, сильней.
Да что-то так славно - впиваться в их кровное тело,
И жить их надеждой, молиться и кланяться ей!
Что ж люди? Вот люди. А людям - плевать на бездушье,
Они о бездушьи словами. Как с делом - к душе:
С душой покупают дома, и наряды, и ружья,
С душой образуют все мненья, слова и клише.
Нам это неведомо. Люди, не видев ни разу,
Служить тебе будут - хоть в Рай их отправишь, хоть в Ад...
Запомни ж, мой Отче, последнюю, вечную, фразу:
Коль ты им творец, я - их (пусть и не признанный) брат."
А брат почему?Да я к слову - поэт!не без стресса!
Снующим туда и сюда прекращался урок
Я брат,я поэт, какая с меня ПОЭТЕССА ?
Я братом,поэтом им буду, отсюда лишь толк.
Но в новое утро - январское, темное утро,
Они, как и раньше, бранятся за тонкой стеной.
Они, как и раньше, решают "не то чтобы мудро":
Окрасить тоску - хоть какой-то, но все же войной.
Так что есть душа? Опорочил, иль, может, возвысил
Нас, честных; нас, подлых; нас, верных;нас, добрых; нас, злых?..

Средь всех бесконечных расставленных в очередь чисел
Не выискать счета всем душам - святых и гнилых.
И ныне, бесцельно скитаясь по нашему миру
В телах разделенных, в телах разведенных с молвой,
Ты ведаешь чудо людское - Творцу и кумиру,
Не зная покоя, с клонящейся в сон головой.
Ах, сколько же раз ты проклятьем себя обесчестил,
И собственный голос порою казался чужим...
Да хоть бы тебе провалиться от горя на месте -
Мы сами, пожалуй, твой век за минуту решим.
Мы выше, мой друг! Мы светлее и рангом, и телом,
Не жди благодарства - мы были в утеху тебе.
И ты, как и Он, доказал нам и словом, и делом,
Что, пусть мы приятны, завидуешь нашей судьбе,
Что, пусть мы красивы, красу отобрал бы не глядя,
И вырвал бы душу, коль мог бы забрать для себя...
Лишь Богу в отмщенье - с глупцами сживясь и поладя,
Лишь Богу на зависть - под корень наш род не срубя.
Скитайся ж и дальше, непризнанный сеятель рода,
Что вверил все то, чем владел в совершенстве и сам.
Направивший в омут с напутствием к поискам брода,
Творец - Человеку, творенье - Святым Небесам.
Ты дал нам безмерную волю - напару с глазами -
И рамками жизни не смог бы ее оградить...
Так кто ты таков? Мы ответим, конечно, и сами:
Глупец, не оставшийся в силах над нами - судить!