Но легко было мне, окаянному. Сказание

Укрываясь плащом сизым фетренным
От дождей или пряча в нем кровное,
Жил в деревне я кленом обветренным,
Корнем-духом врастая в греховное.

Клен мотал головой-кроной бычею,
Подставлял ветви солнцу охряному,
Да и я грелся разной добычею,
Но легко было мне, окаянному.

Листья клена губами шумящими
Заливались дождливою брагою,
Что ж, и я пил с друзьями пропащими,
Хулиганил и грабил с ватагою.

Будто змейка червленая, голая,
Банда шла мимо камер и пыточных,
Но судьбой обделенных не трогал я,
И штыком жалил только зажиточных.

Пуза гадов, как будто бутылочки,
Я ножами вскрывал-открывашками,
А лосненые потом затылочки
Разрубал топорами да шашками.

Сердце боль жгла – железо каленое,
Хоть всех бил без ошибки, без промаху,
Но спасала девчонка влюбленная,
Что похожа была на черемуху.

Словно легкой цветочной порошею,
Сладким медом от губ ее веяло,
И красивой была, и хорошею,
И ласкала меня, и лелеяла.

Помню всех я, кто в драках участвовал,
Вижу сердцем, как рваною ссадиной:
Мы сидим у холма головастого,
Меря радость добычею краденой.

Часть братве, часть иконам намоленным,
Часть любимой на кольца с браслетами,
Остальное – босым, обездоленным,
Бедным, меченным скорбями-метами.

Оттого ли округа родимая
Стала славить нас песнями устными?
Но… потом разлюбила любимая,
Клен осыпался листьями грустными.

Все забыли, всем стали постылыми
Я и наша орава мятежная.
Листьям клена с засохшими жилами
Цветом пела черемуха нежная:

“Всё в нем прошлое, всё в нем отцветшее,
Удаль съели забавы минутные,
Помнят сердце его сумасшедшее
Здесь одни лишь бродяги беспутные”.