11. Чем ложь глупее, тем правдоподобней

  (предыдущий фрагмент "10. Красотка приготовила сюрприз"
    http://www.stihi.ru/2016/06/08/6302)

"...По почерку убийца был один.
Но справиться как     смог?!     Они ж не куклы!
Но он –    специалист      кровавой кухни.
Смел до безумства, но ведь не кретин?!

Кто их зарезал, мне не     всё     едино.
У мертвецов ножи есть и дубины.
Причём в крови – один лишь мой кинжал,
но я им     Афродиту     снаряжал.

Клинок при     ней     был, помню по подвалу.
Её мог кто-то опекать в пути –
вот он-то и прирезал всю ораву.
Один? Моим кинжалом? Упустил

я явно что-то важное. Труднее
представить, что у женщины самой
хватило сил убить их, в западне ли,
где ожидали жертву в час ночной,

иль в силу обстоятельств, мне неясных».
Недолго в размышлениях напрасных
Шарль время в подворотне коротал.
В ночной тиши, как есть, на весь квартал

раздался цокот башмачков бегущих.
Шарль осторожно выглянул. Она!
Конечно,    Афродита.     И одна.
Вернулась к мертвецам, лежащим в гущах

застывшей крови? Возложить венок?
Иль разыскать утерянный клинок?
Огонь на мостовой  смутил  красотку
и внёс степенность в быструю походку.

Шарль поразился: какова жена!
Действительно,     отважна     Афродита!
…С тревожной осторожностью она
пошла по кругу. Шайка перебита

вся ею, ну, а кто разжёг огонь?!
Кинжал, жаль, как сквозь     землю     провалился.
И тут из подворотни докатился
весёлый шёпот: – С нами вся Гасконь!

– Ты     здесь,    мой д'Артаньян! – горячий шёпот
услышал Шарль от женщины в ответ. –
   Нашёл ли мой… нет, наш  кинжал ты? Нет?
– Разглядывал я этот  хорошо сброд –

  всем на тот свет помог уйти кинжал.
  В крови по рукоятку,  он лежал,
  хозяйкой обронённый или  кем-то.
   Кто ж тот     боец,     достойный комплимента?

– Охотников за честью леди Клер,
  как этих вот  мерзавцев, например,
   ждёт самая жестокая расправа.
– Нет, ты не     пропадёшь     по жизни. Браво!

     И кто же всех мерзавцев порешил?
   Хотелось бы  взглянуть  хоть на кого-то
   из местных, неизвестных мне страшил.
   Так у  кого  ж – беречь тебя – есть льгота?

– Сама себе защита я во всём.
   Убила всех! А что же –  ублажать их?!
   Поверь, что обошлась без провожатых.
– А я так волновался, что весь сон

  с себя согнал и самым бодрым зраком
  готов тебя стеречь. Да, ты крута,
  но всё же поддалась тогда козакам.
   Но ты была тогда совсем не та.

– Каким ещё  козакам?! – с удивленьем,
как показалось Шарлю, неподдельным
она спросила, за бродяг берясь
вновь с самообладаньем запредельным. –

  Злодеи в первый и в последний раз
  имели дело с женщиной отважной.
  Тебя мой подвиг, видимо, потряс,
  а как я с ними справилась – неважно.

  У этих вместо душ – одна труха!
   Главарь их –    вообще     пёс шелудивый!
– И у тебя не дрогнула рука
Все глотки перерезать до единой?! –

огромные мурашки по спине
ползли у д'Артаньяна от признанья.
– Спаси, Бог, Ла-Рошель от вырезанья,
но эти сдохли по своей вине!

Сначала по-разбойничьи в таверне
до крошки и до капли  весь наш стол
обчистили, а нынче произвол
их был проявлен в распоследней скверне! –

сказала жёстко дама, и огонь
ей придавал вид фурии реальной.
Гасконец положил ей на ладонь
подаренный кинжал.  Акт ритуальный.

Мол,     всё     теперь – в твоих руках, неси
себя по жизни гордо, но… по-женски.
А то и  мне  уж – Боже упаси! –
тебя во век не гладить против шерстки.

Гасконец     беспокойство     проявлял:
мол, как сама, не дышит ли на ладан
душа её, не нужен ли привал?
Но избегал встречаться с дамой взглядом:

– Поверить страшно, что с одним ножом
   ты вышла против них и… всех не стало.
– Они бы не полезли на рожон,
   коль знали бы, что я опасней стали.

– Кровь не твоя, но на твоём плаще…
   Ну, а куда же, Афродита,  шла ты?
   Туда? Уж не к Барасу ли в палаты?
   Зачем со мной рассталась вообще?

– Зачем груз лишних     знаний,    чтобы грыжу
   себе нажить? Ой, к нам идёт патруль!
– Я никого не вижу и не слышу.
– Услышать бы и  ты  мог, маршируй

   они ватагой, но… их только двое.
   Скорей идём отсюда и не спорь!
– С тобою спорить – дело роковое.
– Нам боком обернётся наш простой.

  Сейчас вложу им в руки их     ножи    же.
  Случилась, мол, резня между собой
   у тех, кто вместе вышли на разбой.
– Эй, осторожней там, в кровавой жиже!

  Хотя… ловка, сильна – кровь с молоком!
   Вон как волчар умело завалила!
– Не брать же их с собой!  Порожняком
   уйдём, куда хотим.
                – Ты – заводила,
   ты и веди. Не     я     же – резидент.
– Барас мне ключ дал от своей берлоги.
– Начальник контрразведки – наш клиент?!
   Дал ключ от дома?!
                – Это только крохи
  из тех услуг, что мне окажет он.
  Надежд он не питал, что всякий дон
  захаживать к нему ночами должен,
   но мы его визитом обнадёжим.

За дымом от горевшего хламья
уйдя из поля зрения дозора,
они к жилью Бараса вышли скоро.
– Барасу намекнуть успела я,

  что в Ла-Рошели я не ради хера,
  а волей адмирала Бекингема.
  Пока ему совсем не поплохело,
  его мозгам была не чужда тема

  морального единства пред врагом
  в верхушке ларошельцев. Мне вдогон
  летела умирающего воля,
  и отправлялась я не в дармовое

  турне, а с твёрдой миссией найти
  возможного предателя среди
  реальной власти в стане осаждённых.
  Должна я, как заботливый садовник,

  повывести немедля сорняки,
  чтоб не нашлось предательской руки,
  открывшей бы ворота Ла-Рошели
  иль тайно бы расширившего щели.

  Барасу я представила всё так,
  чтоб не искал зарытых он собак
  и прямо заподозрил де Бриенна.
  Мол, вот в ком угнездилась вся измена,

  и герцог Бекингем об этом знал,
  но исключить хотел такой финал,
   в котором де Бриенн сдаст подло крепость.
– Чтоб де Бриенн и сдал?! Ну, нет! Нелепость!

  Ведь не настолько глуп наш де Барас,
   чтоб этому с пустых поверить фраз.
– Чем ложь глупее, тем правдоподобней –
   об этом знает даже мир загробный.

Назойливых  мурашек  легион
вновь соблазнился кожею героя.
Страх не давал мозгам его покоя,
чтоб в логике искал      прорехи     он:

– Да, ты уже была наверно  дважды
   от смерти в эту ночь на волосок.
– Достаточно взглянуть на смерть однажды,
   чтоб после жадно, за глотком глоток,

   пить заново от жизни с наслажденьем.
– Будь счастлива вторым своим рожденьем.
  Когда тебя в подвале я узрел,
  ты не дышала и бела, как мел,

  была, валяясь с расчленённым трупом.
  Но смерть тебе в подвале немила.
– Да, в результате я не умерла,
   но в положенье оказалась глупом.
– Но как же ты…
                – В том нет моей вины.
   Трактирщица врасплох меня застала
   убийственным ударом со спины.
   Очнулась я, когда она хлестала

   дубьём тебя и мужа-дурака.
   И тут я разозлилась до предела:
   мясистые её окорока,
   в отместку ей,  обрезать  я хотела.

  Однако возвратила ей должок –
  огрела негодяйку по затылку.
  Хотела завязать её в мешок,
  ей сунув расчленёнку в носопырку.

  Ей выколоть  глаза,  такой-сякой,
  и сунуть     мертвечину     бы в глазницы!
  Но не нашла     мешок     я под рукой –
  с твоею стала     раною     возиться.

  Рыдать я не рыдала – просто рёв
  не  свойственен  мне – выплаканы слёзы.
  А убедившись, что ты жив здоров
  и для тебя не видя уж угрозы,

   пошла  сюда  я. Вот от дома ключ.
– Как ты решилась выйти в город ночью?
– Не так уж по ночам он и дремуч
   и в этом убедилась я воочию.

– Как быстро удалось ожесточить
  твою натуру подлым гугенотам!
  Я     сам     уж их сюрпризами измотан.
  Поверить, что в груди твоей стучит

  сердечко Афродиты, нежной птички,
  ещё трудней мне после жуткой стычки,
  в которой ты сама была, как смерть.
  Будь я сам дьявол, за тебя краснеть

  мне не пришлось бы как за ученицу.
  Попала к людоедке ты в темницу
  и, словно почерпнув жизнь изо льда,
  воскресла.     И никто не изодрал

  тебя: ни людоеды, ни бродяги.
  Выходишь из любой ты передряги,
  а всем твоим противникам – хана!
    Мне думалось, что я, тебя храня, –

  единственный  защитник твой повсюду,
  а вышло так, что     ты      меня спасла.
  И вот уже скучаю я по чуду
  и подвигов жду новых без числа...

                (продолжение в http://www.stihi.ru/2016/06/09/6280)