Подборка в сборнике Мозаика слова 2010
Василий Толстоус
***
И днём, и ночью монотонно плещет море,
стирая в пыль материки и острова.
Стрижи и чайки невесомые в дозоре –
следят за тем, чтоб ветер их не забывал.
Они о чём-то и ругаются, и вздорят,
и, словно люди в горе, кружатся, кричат,
и длятся птичьи надоедливые споры,
наверно, вечно, без концовок и начал.
Чтоб не сойти с ума, прикрою плотно уши –
теперь лишь море, пробивая до слезы,
шумит и плачет, словно женщина о муже,
бродя по берегу, истошно голосит.
"Прощайте искренне единственных любимых –
шепнёт однажды не губами, а душой
незримый дух, добавив, – трудно, мол, найти их.
Из нас при жизни прежней редко кто нашёл…"
***
Костёр на берегу. Белёсая луна –
её дорожку вспенивает море.
Безоблачность ночная посеребрена.
Тенями берег наглухо зашторен.
По небу стайка звёзд размеренно плывёт –
её зажёг невидимый фонарщик.
Вдали расцвеченный огнями пароход
чуть невесом, но самый настоящий.
Искристым пламенем играющий костёр
один во мгле рассеивает чары.
Распев прибоя, наполняющий простор –
как сердца Бога ровные удары.
***
От развешенной одежды
пар струится над плитой.
Мир завис как будто между
сном и явью обжитой.
Слышен тихий голос мамы.
Приподняться силы нет.
За стеклом оконной рамы
льёт луна холодный свет.
Над застывшими полями,
над сугробом у окна –
ветер буйствует упрямо.
Бьётся снежная волна.
Только здесь, у старой печки,
у спасительной плиты,
слушал вой позёмки б вечно,
веря в силу теплоты.
Чтобы мама села рядом,
снова нежно обняла,
одарила светлым взглядом
и спросила: «Как дела?»
***
Услышав моря яростное пенье
под вечер, у подножья Крымских гор,
поймёшь яснее замыслы Творенья –
их выдаст, обезумев, зимний шторм.
Когда луна – недремлющее око –
по волнам сладит лесенку к тебе,
то вовсе не покажется далёкой
дистанция от моря до небес.
Уйдёт луна. Мир смолкнет, обесточен,
и море утомится от борьбы.
Расстроит мысль, что ты здесь между прочим,
и завтра будешь накрепко забыт.
Когда у ног, загадочно и близко,
вскипит прибой, откатится назад,
а первых звёзд мерцающие искры
заставят вдруг зажмуриться глаза,
и чьих-то дум развеянное эхо
накроет криком так, что не вздохнуть –
тогда сорвётся душ лавина сверху,
огнём на миг прочерчивая путь.
***
Что изначальней – суша или море?
Кто искрошил массивы гор в песок?
Вода и суша гневаются, спорят.
Порой их спор пронзителен, жесток.
Случайный зритель – в море ли, на суше,
рискует жизнью в этой кутерьме.
На небо не желающие души
в шторма из тел вытаскивает смерть.
С тех пор летают, нас не замечая,
зовя тела пропавшие свои.
И каждый день от криков белых чаек
немолчный шум над берегом стоит.
НОЧЬ
Сверчки звучали и цикады
в виду ночного звездопада,
и, словно стон из глубины,
сквозь доски хлипкого причала,
шли звуки ропота волны
без окончанья и начала…
А в небесах – падучих звёзд
огни как отблеск Божьих слёз.
Деревья листья вверх раскрыли,
ловя ночную благодать,
затрепетали, словно крылья –
им так обидно не летать!
И облака, что птичьи стаи,
вдали готовились истаять,
а сверху звёздная страна
так раскрутила сферу неба,
что из-за моря вдруг луна,
как полукруг румяный хлеба –
взошла, блистая словно ртуть,
и заслонила Млечный Путь.
***
С юных дней тебе твердили часто,
что легко, мол, выиграть пари –
всё о том, что жизнь и дар, и счастье,
и оно как солнышко горит.
Зрелость больше правды узнавала,
но хотела видеть только свет.
Тихо умирали идеалы
в темени скрывающихся лет.
"Погоди! – взывал ты о пощаде,
видя бег мелькающих годов,
в пропасть уносящихся лошадок, –
Я ещё не пожил, не готов".
Промелькнул последний луч заката,
и сомкнулись в пропасти года,
лишь дрожала, яркая когда-то,
в чёрной мгле последняя звезда.
Свидетельство о публикации №116060808995