Леплю снежную бабу. Рустем Кутуй

Мальчик-подранок, лепивший некогда снежную бабу, продолжает катить снежный ком по крутому склону своей мечты. Его почти не видно, только узкая неубывающая тропа, как пуповина, связывает учителя и его учеников.
Ещё не видно Истины, она где-то там, внизу, на другой стороне склона, затерялась в белом пламени лунного тополя.
Долог ли, короток ли путь Учителя, сумеет ли он оберечь снежный ком и слепить мечту своего детства?
Но так хочется вернуть невозвратимое: солнечные облака и сумерки блуждающей осени, февральские сухарики и прозревающего Соломона…
«Да святится имя твоё! – кричу ему вслед. – Да святится имя…»
И, как продолжение пережитого, возникают передо мною осенние просеки долгого снежного утра, белая лошадь и ветерок на её шелковистой гриве, под сенью клёна на холмах родник и тихое-тихое поле…
И кажется, что я тоже смеюсь, задыхаюсь и плачу от ожидания, томления сердца, от всего лишь снега на душу.
И так близки и дороги мне Касюка и Рёвушка, Цыганочка на веранде и бабушка Гульджамал, Ханка и Суюнче…
И опять говорю ему вслед: «Да святится  имя твое. Да святится имя…»
И только одна надежда: на хороших людей весной и двоих под дождём, на женщину с мандаринами и мальчика на базаре с собакой.
И вдруг вспомнился, рассказ Юрия Казакова: «Вот бежит собака!».
Да это же про нас…Господи, благодарю тебя хотя бы за то, что на пути к смерти мы не разминулись с ним. А если бы…
Как удивительно близки «внутренние биографии» Юрия Казакова и Рустема Кутуя. Непреодолимое  желание выговориться, нести кладь до последнего шага, всё время  возвращаясь из прошлого. Как бы спрашивая себя: «Что я смогу написать при жизни и чего я не напишу после смерти?»
И вот, пройдя по пылающему снегу крыльца, приоткрываю  дверь.
Седой старик на вершине горы. Позади него снежная баба. Никто не мешает ему складывать арабески…
И я шепчу ему: «Да святится имя твое! Да святится имя…».


                2004


Фото: Ольга Левадная