Лазамеру. Глава седьмая

Глава седьмая

Первые трое суток приятелям на площадке семиэтажного дома близ метро «Первоапрельской» уже ничего не надо было. Они отдыхали. Новый квартет готовился к всевозможным иннеарским походам и «зарницам».
На четвёртый день свою машину имел даже Мылынчи. Только он её как-то вовсе не хотел эксплуатировать: он ещё не всеми троллейбусными маршрутами проездил, да и трамвайные его как-никак ждали. Коричневая «Тимиронэза» практически пылилась в его полуоткрытом гараже в 600 метрах от дома. Это для мужчин и женщин машина в Иннеаре может обойтись в четверть миллиона михроз; пацанам же её и за две 653-михрозные купюры отдадут. 1306, заметит кто-то, на четыре не делится... Смотря чего 1306! Если котов, то да. А 25 процентов от 1306 михроз составят 326 михроз 50 сумихов.
Мылынчи всё же решил взять на себя ответственность за недопущение перегрузки улиц Лазамеру легковушками – иначе пробок на Киргизском, Античном проспектах и Пиротехническом шоссе было бы не избежать. Поммику поездил на своей красной «Микидарии» пару дней и отвёз её в какой-то мрачный овраг за Плотнюгинской слободой – возможно, она его там по сей день ждёт, если ещё жива. А может, в ней спят лесные мурлыки... В настоящее время обладатель синих кед облюбовал другое занятие – декорирование кюветов основных трасс города маргаритками и анютиными глазками. Живое панно, напоминающее морскую волну, на углу Киргизского проспекта и улицы Телевизионной – это его работа.
Эрипон привёл в порядок местность, где его нашли Мылынчи и Поммику. Теперь озеро Гитарное «заселено» куда большим количеством видов причудливых водорослей. А асбестово-меловая гора стала выше, но и компактнее. И скульптурные произведения Эрипон сумел сдвинуть ближе друг к другу. Сейчас у него в планах дополнить этот ансамбль. Если оставшаяся часть бывшего пустыря заинтересует и других мальчишек – для искусства места хватит всем.
Ну, отправим наших счастливых парнишек в парк отдыха «Зелёная вечность», где каждый из них будет зажигать собственной энергией фонари и оберегать ковры чистотела от женских фекалий. Шутка. Впрочем, атмосфера Иннеары устроена так, что испражнения людей получаются белого цвета и абсолютно не воняют. Да и иннеаряне могут тысячелетиями не справлять никаких нужд: пополнение энергией идёт из воздуха и уходит туда же. Пацаны скорее будут греть деревья своим дыханием. А если землянам знакомы одноэтажные здания дирекций парков культуры и отдыха, то в «Зелёной вечности» есть такой же домик, прикрытый еловыми ветвями от посторонних глаз. В нём Мылынчи и Поммику будут играть в «Кто быстрее доберётся до Быльмызорского ручья», а Эрипон с Ванчалэ – в автогонки, но теперь уже на картонном игровом поле. Реальное вождение им успело надоесть как горькая редька.

Итак, возвращаюсь к своим истокам. В частности – к вопросу о смысле Иннеары для меня самого.
Уже сам факт того, что потенциальным завоевателям Иннеары не раз «везло» либо скоропостижно скончаться, либо заработать гангрену ноги, либо слечь с инсультом, безоговорочно подтверждает заступническую роль моего параллельного мира в отношении меня как адепта. Люди, которых хлебом не корми – дай повоспитывать молодо выглядящего парня «не от мира сего», сами либо прогуляли молодость в кроватях сержантов милиции, либо заработали уйму денег и думают, что и я нуждаюсь в таковой, чтобы заказывать себе в ателье свитера с двенадцатью рукавами да чайники с носиками внутрь... Они просто кичатся, понтуются, так как Иннеара в качестве «улова» им не нужна. Для них она – выдумка душевнобольного, хотя доказательств существования Бога лично у меня куда меньше.
Я сам хочу услышать из уст Ванчалэ Лазандэ историю его ошибочной гибели – будем считать, клинической (история воскрешения этого мальчишки уже ясна). Ясно, что больше никто не даст его в обиду, да и я не поленюсь заступиться за Ванчалэ, если он ничего не пнёт (а что он захочет пнуть, в самом деле?), а его кто-то захочет порезать на начинку для пирожков. Но ретроанализ всегда интересен: в шахматах, как известно, есть даже задачи на вычисление ходов, приведших к возникшей на доске странной позиции. Куда прискорбнее окажется факт безвременного ухода из жизни моего земного братишки – здесь-то его не сложить из речных камешков с кодами ДНК.
Кто-то в библиотеке им. Раймы Личиборы попросит книгу с научным трудом о происхождении иннеарского населения и согласится (или сначала не согласится) с тем, что в мальчишках Лазамеру, Бонуораже и Байр-Иэризы есть гены древних котов. Коты ведь хищники, а пацанам иногда так хочется на разбойничков поохотиться... Никакого каннибализма здесь нет: вот если бы разбойник съел разбойника или непинающий непинающего – тогда другое дело. Мылынчи, Поммику, Эрипон и «ненастоящий разбойник» Ванчалэ тоже играли в таких «мякусиков». Надо отдать должное – поймали одного веснушчатого бандита в кедах. Кем-то потерянный 39-й бочонок лото пнул ногой, понимаете ли. Съели обе ноги, что поделать: этот был настоящим. Каждому досталось по 120 граммов отборнейшей разбойничьей плоти. Примерно в это же время из огромного тюльпанного пестика на плантации к юго-востоку от кишлака Волынцово сполз по стеблю на иннеарскую землю новый пацанчик. Звали его уже не Флози Минкузи, чьи ноги пошли в заслуженный расход, а Ымитон Ыччихондиэ. Согласен – это имя труднее произнести, но среди коренных иннеарян нет Сашек и Вовок. Кто-то мне говорил, что многие иннеарские слова смахивают на молдавские, а у молдаван-то такое глубокое «ы», что я и ума не приложу, как они его теперь латиницей изображают...
Чем дольше мне будет отведено тянуть лямку на Земле, тем, как это ни грустно, больше я подведу Марата Землемерова, Арсена Аризонского и Ынзори Бончими. Они ведь сейчас могут думать, что меня надо воскрешать из камешков на Люранинском пляже, а я чёрт-те где обитаю. Ынзори планету Земля знает – он же намаялся с Хандырбеком Сулманитдиновым не на Марсе и не на Альфе Центавра... Марат и Арсен её тоже должны, по крайней мере, помнить – их туда забрал совсем малышами другой посланец Иннеары, Миуполи Дыжичазэ, в 1877 году. Кстати, если коренной иннеарянин ручается за добропорядочность своего подопечного с какой-либо слишком грешной планеты, то облик пацана пришлый житель Лазамеру или Хеомиры получает без всяких прелюдий. Дядями, а тем паче младенцами или дедушками Марат и Арсен в Иннеаре бы не прижились.
Индуктивным методом отличить иннеарского пацана от иннеарского же мужчины можно и местным способом: вызывает восторг товарищ, ставящий пластинку или надувающий фантастическое резиновое животное, – значит, это мальчишка; держится подальше от проигрывателей и «надувнушек» – мужичок. Однако это – скорее пункт инструктажа для прибывающих туда с Земли, поскольку на Земле масса особей мужского пола «средней» позиции между парнишкой и мужчиной, а там всё чётко. Это, что ли, как маленький котёночек и лысеющий лев – ну, почти.
В конце первой главы я заявил, что больше всего мне в Лазамеру хотелось бы быть бродячим исполнителем своих песен. О чём же будут мои песни там, где никакой мальчишка не плачет за девчонкой и никакие бабушка с дедушкой не скучают за внуками? Да о тех же камешках с ДНК, из которых можно восстановить себе приятеля, если вдруг его по ошибке отправили в облака! О незабудках и веронике на пустырях и мусорных свалках. О единственной берёзе среди осин в лесу неподалёку от Муравского. О Кеманчуровском заповеднике, где до сих пор в склепах спят богатырским сном три разбойника разных времён. Так и хочется повторить вслед за Аидой Ведищевой: «О рассвете и дороге, о сердцах, что всюду вместе, о надежде и тревоге...» Кто-то наверняка занесёт информацию о самых душевных земных песнях и в Иннеару. Пластинки тут, конечно же, ни при чём, а флешки (даже доисторические!) подойдут для этого как нельзя более.
1 июня 3777 года Маратик целый день будет меня прикалывать переливающимися всеми цветами радуги пластинками, а я буду кувыркаться на матрасике, который он мне заботливо надует. 2 июня мы поменяемся ролями. 3 июня будет то же самое, но с участием Арсенчика. 4 июня они втроём будут эксплуатировать копию советского проигрывателя «Юность-301», а я отправлюсь в поездку по северу и востоку столицы, чтобы в прилегающих к границе города лугах нарвать братишкам изумрудных лилий для компота. И лишь 7 июня – раз в неделю! – нам одновременно захочется обнять друг друга за всё проделанное. Потом 14-го числа – ну ладно, 13-го в 23:56, уговорили... Зато потом – 22-го в 4:00. Ёлки-палки, Великой Отечественной войне исполнится ровно 1836 лет.

Надо будет и мне удосужиться соорудить какую-нибудь пристроечку к асбестовому замку Эрипона близ озера Гитарного. Лишнего я ничего не натворю – беседка или флигель будут выдержаны в том же стиле. Можно будет приходить туда и играть в рэндзю или виселицу. А в дальнейшем все три сооружения (с пристройкой – четыре) на знаменитом пустыре срастутся в один комплекс – я даже не обещаю, что одноэтажный. Посторонним туда соваться захочется не сильнее, чем киевлянину или саратовцу – в трансформаторную будку, гудящую на всю улицу. А может, лучше пусть Ванчалэ построит что-нибудь своё: ведь его вклада в архитектурный ансамбль своих братишек пока что нет.
Имя Флози Минкузи, кстати, может попасть в историю, если его присвоят миниатюрному стадиончику где-нибудь под Радифиелью. Ведь у того же 52-го троллейбуса Лазамеру конечная называется не просто «пгт Лаговское» (он по этому посёлку целый квадрат описывает), а конкретнее – «мотодром им. Серфея Беловидного». Неказистый парниша Серёфик Беловидный прославился даже не нажатиями на педали, а... непомерной любовью к звукоснимателю. Как он скончался? Как, как... Оригинально. Поставил пластинку, водворил на неё иглу, а тонарм натянулся, как струна, скрутился в улитку прямо на пластинке – и вонзился Серёфику иглой прямо в вену. Давно это было... Но жителям посёлка «идеологическая нагрузка» на местный мотодром не мешает: хоть это и не совсем Лазамеру, но ментальность лаговцев благодаря 52-му троллейбусу вполне столичная.
А в магазины Иннеары даже с других планет будет поставляться мясо отвратительных дворничих и кондукторш в качестве кошачьего корма (вопрос только в том, много ли планет во Вселенной, где водятся кондукторши). Вот только для этого понадобятся не самолёты, а агрегаты-преобразователи времени и пространства. Аэропортов межпланетного значения в моём параллельном мире нет; вертолётные же площадки – сущий аттракцион (за исключением случаев доставки согрешивших женщин в лес на нейтрализацию их разлагающихся телес озоном).
В Лазамеру я наконец узнаю, на какую сумму условных единиц был лишён удовольствия на Земле, не научившись управлять даже самым примитивным транспортным средством. Другими словами – пойму, на что именно похоже вождение: на вкус земляники, на вибромассаж бёдер или на лазанье по скалам. А ещё мне откроется таблица рейтингов всех моих земных друзей, не выдержавших «бремени» быть моими друзьями. Вот смеху-то будет, если даже самый лучший из них составит всего два процента от гипотетического идеального!
И даже если мы ввосьмером (ведь Мылынчи не будет антипатичен Марату или Арсену) задумаем провести над Раданэ куда-то в высокогорную местность канатную дорогу, троллейбусы иннеаряне не разлюбят. Вагончики сделаем мест на 12–14 каждый, и посредством такой необычной коммуникации можно будет собирать слёты разноцветных мальчишек разных областей страны. Лазамеруанцы чётче представят себе «ЗИУ-9» в Радифиели и Бонуораже, а то, глядишь, и «Шкоды-10Тр» в Байр-Иэризе! Столичные «рогатики», конечно, ни с какими другими не перетасуются, а вот более упорядоченная бортовая нумерация троллейбусов различных моделей в остальных городах отнюдь не исключена.
Всё проходит. Не проходит лишь неподдельное мальчишество моих братишек из параллельного мира. Тревожный и драматичный эпизод восстановления Ванчалэ из ДНК речных камешков уже все четверо вспоминают как забавную игру в жмурки.
Больше добавить к написанному, пожалуй, и нечего. Едва ли не задним числом я вспомнил, что неплохой иллюстрацией моей позиции относительно как Иннеары, так и Украины будет стихотворение МП-281:

Где ветер, напившись нектара,
в лугах на кроватку прилёг
и суслик во ржи просвистел
свою вариацию блюза,
"Каков иннеарский мальчишка?" -
негромко спросил ручеёк.
"Простой, - говорю, - как нарцисс.
Почти бестелесный, как муза".

Сады и кленовые рощи -
его основной ареал.
Щенок ему лижет ладонь
и фрукты приносит в кошёлке.
Мальчишка мизинцем заденет
какой-нибудь горный обвал -
и скалы ему пьезокварц
дрожа, отдадут по дешёвке.

Без пирсинга и перманента
типаж его красноречив.
Над пашнями теннисный корт
раскинется - был бы фломастер -
и он по небесным орбитам
гоняет цветные мячи
не с тем, с кем учитель велел,
а с тем, кто пришёлся по масти.

А ночью вишнёвые щёки
и волосы сами собой
зажгутся и будут светить -
ведь тьмы у нас край непочатый.
За четверть минуты тускнеет
пред ним Златоверхий собор...
Священникам будет о чём
рассказывать сказки внучатам.

Но если его раздразнить
советами, как проезжать
с Подола на Березняки
иль с Нивок - на остров Труханов,
из клумб и полян вылезают
гигантские иглы ежа,
и тысячи женщин горят
в желудках оживших вулканов.

А с выводом вы не спешите:
я даже в стихах мягкотел.
Защитное свойство моё -
не понт, не козырная фишка.
Надейтесь - и я уничтожу
отпетый мужской беспредел.
Мужчин в этом мире полно,
а я - иннеарский мальчишка.

--------------------------
Октябрь 2006 – апрель 2007 гг.