Лазамеру. Глава шестая

Глава шестая

Вылезает из большущего лиловато-синего тюльпана парнишка в зелёном фетровом костюме и чёрно-коричневых кроссовках, сползает по его стеблю на поверхность иннеарской земли и отправляется путешествовать...
Зовут его Мылынчи. Вокруг него – изумрудная зелень. Вот сквозь высокие колоски неведомых злаков пробрался к его ногам маленький котик. Прыгнул на руки. Пару раз мяукнул. Сказал по-своему нечто вроде «Там ещё фиалок можно насобирать». Парнишка потёрся лбом о лоб котяры и отпустил его обратно в траву. Мол, беги себе, мякусюнчик. А если что – приходи в гости, а я пока ознакомлюсь со своим жилищем в городе.
Неспешно, еле ступая по незаметной луговой тропинке, Мылынчи бредёт дальше. Прямо, прямо... Вот и березняк, где прячутся в траве самые разные фиалки – даже краснолепестковые! Мылынчи присаживается на корточки, чтобы войти во внутренний мир полюбившейся ему огненно-оранжевой фиалки с чёрной каёмкой. Приподнимает верхушку стебелька с цветком, поглаживает его ладонью... Зажмуривается – и вспоминает... а что он может вспомнить, собственно? Он же только что родился? Э, да он многое может вспомнить. В частности, как ходили троллейбусы в заоблачном городе, где небо было молочно-розового цвета... А Омиундр освещал этот город или какая-то иная звезда – это известно только ему самому...
В березняке тоже свои мякусюнчики – от белоснежных до клетчатых. Они видят проходящего мимо Мылынчи с лозинкой и что-то про себя мурлычут. А паренёк идёт, идёт... Кто его знает, где его ждут три приятеля, одному из которых уже 70 лет, другому – девятьсот с хвостиком, а третьему уже под миллиончик... Может, все они обитают в одном подъезде на Товстухино, а может – и в разных городах великой Иннеары.
Вот и опушка такого тёплого, ласкового, умиротворяющего леса. Показалась какая-то кирпичная двухэтажка. Мылынчи знает, что никакие лесные разбойники в ней жить не могут – времена кровавых игр давно прошли. В картинке его предвкушений – лишь прикольные мальчишеские сражения на надутых матах надутыми же булавами – без пробок, разумеется. Но сначала надо найти тех самых троих братишек...
А ласковее всего к нашему герою молекулы иннеарского воздуха. Возможно, это – попросту неведомые изотопы известного каждому земному ребёнку углерода, азота, кислорода, водорода... Сдобренный ромашковым цветением и смолой сосновых стволов коктейль из этих изотопов доверяет скромному парнишке: все до одной молекулы соблюдают презумпцию законопослушности Мылынчи, которому от роду всего-то часок... Да и ему не придёт в голову запереть хоть самую малую этих молекул пробкой в матраце или подушке.
Ему видятся огромные мотодромы и вертолётные площадки, бассейны саргассового типа и расплывающиеся узоры из множества разноцветных грампластинок. Не сходя с этой феерической волны, он спрашивает у одинокой жительницы двухэтажного домика, как пройти к вишнёвой плантации. Та лишь советует ему увидеть первый в его жизни троллейбус – и он прощается с женщиной, так ничего (в отличие от мякусиков) на него и не произведшей. Азимут чёток, цель ясна – и Мылынчи, аки лесовик из чащи, выходит на трассу посёлка Терпкая Хурма, от которого до столицы – считанные сотни метров. «9Тр» 21-го маршрута 1747 уже попался ему на глаза – и с этого мгновения Мылынчи уже знает, что в этом городе где курсирует, а также как часто и что из какого депо.
Он не спешит садиться на троллейбус здесь: зачем ему выбор из одних двадцать первых? Менее чем в километре уже ходит 14-й, а ещё в трёх километрах от конечной 14-го – 6-й, 30-й и 53-й. Однако мальчишка снова сворачивает с трассы в лесополосу – на этот раз направо – и через час самозабвенного моциона с воздушной лёгкостью в мышцах ног выходит аккурат к точке ответвления 50-го от трассы 15-го – началу Арийского проспекта. По 50-му – напомню читателю – ездят только «15Тр» из 2-го депо, так что здесь у Мылынчи абсолютный выбор машины даже беднее, чем на куда более коротком 21-м маршруте, где может появиться хоть и с разной вероятностью, но любая машина 1-го депо. Но наш безгрешный герой сознательно шёл именно на 50-й троллейбус.
До станции метро «Вазари-Кондиви» его довозит 2551. Выйдя из этой роскошной «гармошки», Мылынчи разглядывает то автоматы с газированной водой у входа в метро, то пробитый им же талончик, на котором перфорация представила собой непонятные символы «;;», то клумбу с «винегретом» из сальвий и нарциссов... И интуиция подсказывает пацану, что в метро-таки спуститься надо.
Нет, ему не надо было ехать на метро – достаточно было лишь спуститься на малолюдную платформу на коротеньком эскалаторе этой станции. Из поезда, следовавшего как раз с Терпкой Хурмы, вышел другой парнишка – ростом с Мылынчи и волосами цвета стерильной ваты. Красный реглан с надписью «Энджимерадиэ» (это такой пригород Лазамеру есть, где производят резиновые пляжные круги), светло-зелёные вельветовые брюки и шипованные кеды на синей подошве – типичный лазамеруанец, что и говорить... Мылынчи издали увидел своего будущего друга – и тут началось то, что уже не предусматривает моего вмешательства... Поммику стал первым братишкой Мылынчи.
Да чёрт с ним, с закомпостированным талончиком на входе в метро! Тут братишка нашёлся, а пять сумихов можно и на мусорнике отыскать, если постараться! Можно себе представить, какой спектакль на платформе станции «Вазари-Кондиви» лицезрели пассажиры проезжавших поездов: Мылынчи сначала и сам не понял, что заставило Поммику медленно подойти к нему и целых полторы минуты смаковать запах его пиджака, а уж после этого обнять друга и устроить прямо на станции некое подобие лёгкого кулачного боя с пересмешками. Что тут было – трудно передать: то кроссовки кверху, то кеды; то зелёный фетровый костюм прижимался к пятигранной колонне, то алый реглан... И как только ребяческие страсти приятелей улеглись, они обняли друг друга за плечи и зашагали к выходу на поверхность лазамеруанской земли. Только теперь 50-й троллейбус им был явно не нужен – ведь для этого по законам иннеарских поездок им нужно было расстаться, а им-то сейчас нужна была бы скорее лесополоса или поляна... Ну, на худой конец, свободная квартира в многоэтажном доме поблизости. И приятели отправились поперёк Арийского проспекта – куда-то на юго-восток.
Поммику вылез из своего тюльпана 3514 лет назад, но ни малейшей разницы в характере поведения или мировоззрения между ним и фактически новорождённым Мылынчи атмосфера Иннеары не заметила. (Главный проектировщик Земли, Луны или Юпитера тоже бы ничего в этом плане не обнаружил.) Друзья преодолевали препятствия, которые как одному из них, так и другому в одиночку было бы не преодолеть. Не то чтобы им мешали холмы со сравнительно колючими кустарниками, но – просто так пробираться от одного троллейбусного или трамвайного узла к другому через свалки, заросли шиповника и кирпичные склады даже иннеарянину неинтересно. Мусорники в Иннеаре не воняют – это не провинившаяся по части пластинок или матрацев Булитрэза или Фандапария, но – всё же по тротуарам ходить комфортнее. Нашим же новоиспечённым братишкам всё-таки нужна была определённая доля конфиденциальности, раз уж они на такое пошли.
– Города строить будем? – спросил Поммику прищурив глаз, когда они неведомой партизанской тропой добрались до западного побережья озера Гитарное.
Мылынчи сразу понял, что речь идёт о песочных городах, и ответил:
– Только с тобой.

Часа через три дуэт всё же возжаждал довершения своего состояния до квартета – и что-то на интуитивном уровне понесло приятелей дальше на юг – где, казалось бы, и «БелАЗ» не прорвался бы через песчано-асбестовые горы. То «младшенький» подталкивал вверх «старшенького», то наоборот, но наивысшая точка зыбкого иннеарского «Памира» была покорена. Любопытно, что спортивная обувь мальчишек так и осталась чистой. Побратимы полюбовались зенитом Омиундра и начали нисхождение. Теперь они то катились колобками по более-менее пологим склонам бархана, предназначенного как бы и не для забав, то сбегали традиционно, а то и друг через друга перепрыгивали, напоминая знаменитую чехарду времён Корнея Чуковского. У южного подножия насыпи водоёма не было, но какой-то паренёк с блёкло-сиреневыми волосами в выцветшем спортивном костюме цвета лайм вздумал именно здесь построить некое подобие киевских Золотых ворот из обычной извести и мела. Он и не заметил, как в эти самые меловые «хоромы» зашли ещё двое парнишек – наши старые знакомые.
– Это Мылынчи Сентимари.
– А это Поммику Зиоргечиэ. А ты – Эрипон Байр-Ильманчи? Нас хоть двое, а ты тут один сидишь...
Этого было достаточно, чтобы Мылынчи и Поммику схватили Эрипона за руки и уткнулись головами в его подмышки, как бы желая «забодать» его грудную клетку с двух сторон. Эрипон пробродил по полям Иннеары 71527 лет и не знал, что мальчишечьи кондоминиумы строятся так легко! Хотя кто знает – может быть, без Мылынчи, появившегося на свет полдня назад, ничего бы не состоялось: вдруг он ждал именно его!
«Золотые ворота» могли бы запросто рухнуть под натиском сильнейшей концентрации тестостерона, выделяемого новообразованным трио, но – сами решили устоять! Если бы рухнули – появилось бы подозрение, что кто-то из братишек их ногой свалил. Тогда бы невиновность каждого из них можно было доказать лишь отсутствием ветчинного запаха от их ступней. На данном этапе пацанам нужно было адаптироваться к возникшей между ними «равносторонней» тригонометрии отношений. Мылынчи и Поммику стали инстинктивно разглядывать сандалии Эрипона, сквозь сплетения ремешков которых можно было отчётливо разглядеть, как должна выглядеть нога, не обидевшая ни единой педали. Потом они внимательно осмотрели само сооружение из мела и извести – и им самим захотелось сделать что-нибудь такое из подручных материалов на суд Эрипона. Сорока пяти минут хватило для того, чтобы у Поммику вышло нечто вроде китайской пагоды, а у Мылынчи – маленький домик с цветами вместо химер на крыше. Так бы и провести им здесь, в этих гекльберри-финновских постройках столетие-другое – но надо же найти четвёртого братишку... И друзья отправились было в путь, но тут Поммику предложил:
– Может, разбойничков половим?
Такой поворот событий показался Мылынчи и Эрипону более заманчивым, чем идти искать женщин или девчонок, восставших против иннеарского кодекса: с теми сама атмосфера расправится. Но после недолгих размышлений друзья решили отложить грандиозную задумку на потом – втроём некомфортно как-то даже разбойников ловить. И Эрипон попросил приятелей подождать их минут пять у пародии на Золотые ворота. Мылынчи и Поммику тем временем внимательно разглядывали «шедевр» песочной архитектуры от верхушки до основания. Некоторые точки сооружения упорно отвечали Омиундру яркими вспышками стального цвета, некоторые – жёлтыми или зеленоватыми огоньками. Пацанам ещё предстояло изучить, что имели в виду лазамеруанские «Золотые ворота» под тем или иным сигналом. Но десять минут прошли – и...
Эрипон вернулся. Но – не пешком, а на самом настоящем автомобиле. В нём, конечно, даже намёка на педали быть не могло, хотя руль был виден и снаружи. Причём баранка располагалась не слева и не справа, а по центру передней панели! Машина была светло-жёлтого цвета и называлась «Ванчалаза». Если бы не декоративные элементы в виде прожилок берёзового листа, украшавшие автомобиль возле фар, дверных ручек и задних фонарей, она бы процентов на сорок напоминала «Мазду-323». Правда, фары у «Ванчалазы» сделаны не под японские глаза, а в виде двух равносторонних треугольников, причём левая – вершиной вниз, а правая – вверх. На заднем сиденье могли бы поместиться не только Мылынчи и Поммику, но и их ненайденный «завершающий» товарищ.
С помощью прикольного пульта дистанционного управления Эрипон распахнул сразу все четыре дверцы своего транспортного средства. Они открылись... внутрь! Может, кто-то бы из земных обывателей и решил, что двери резиновые, но на самом деле они были из чистого металла, покрытого эмалью – просто иногда законы иннеарской физики могут идти на уступки населению (тем паче – мальчуганам!). Мылынчи и Поммику уселись на широченный диван в торце салона и стали рассматривать индикаторы приборов по обе стороны баранки, где места было более чем достаточно и ничьи руки не закрывали ни единой цифры или чёрточки.
Друзья посмотрели на Эрипона – тот сидел в позе лотоса. Либо так, либо с поджатыми под бёдра голенями удобнее всего водить машины в Иннеаре. По левую сторону от баранки светились приборы, высвечивавшие множество бегущих синусоид а-ля индикация осциллографа. Они ползли медленными змейками и переливались различными пастельными цветами – возможно, невидимые нервы «Ванчалазы» ласково тёрлись друг о друга, будто микросоцветия одуванчика. А по правую руку Эрипона размещались кнопки в три ряда. Больше на водительской панели при всей её ширине ничего не было; киевские или нью-йоркские таксисты в жизни бы не поняли, как за все функции машины может отвечать баранка. Правда, в случае их любопытства Эрипон бы сам примагнитил к тефлоновому полику рычаг переключения передач – и те бы на полминуты удовлетворились.
Вёл машину Эрипон мастерски – точь-в-точь так, как это бы делали миллионы других иннеарских парнишек. В его задачу входило лишь делать правильные движения рулевым колесом и время от времени двумя верхними зелёными кнопками регулировать режим поступления воздушной энергии в двигатель, что сказывалось на плавности старта. А путь друзья держали на левый берег Раданэ: почему-то всем троим казалось, что четвёртый дружок прячется в ивах Люранинского пляжа.
По дороге, мысленно считая треугольные и круглые знаки, Мылынчи и Поммику представляли и свои машины. То, что они стоят где-то каждая в своём гараже, они нимало не сомневались. Где раздобыл свою «Ванчалазу» Эрипон, им и не вздумалось поинтересоваться. В пыльном ничейном гараже, где же ещё? Братишки понимали, что Эрипон просто спас машину от разложения на простые вещества. И когда «Ванчалаза» плавно остановилась у панорамной площадки Хилевой горы (не пугайтесь, что не видно 27-го троллейбуса – он в мини-штольне отстаивается!), Мылынчи и Поммику бросились обнимать безгрешного водителя:
– Что, оживил её, братан?
– Спас её, молодчина!
– Да ладно... – отвечал Эрипон. – Сами-то ещё не то покажете...
Близ искусственной площадки струился фонтан абрикосового сока. Соки, конечно, всякие и в магазинах продаются по 80 – 90 сумихов за литр, но ведь и так ни один сумих не имеет экономического значения ни для Иннеары, ни для Арзнимы, ни для Мелланозоры. Более того, фонтанные соки всегда вкуснее. Только из-за понимания, что из этого фонтана будет пить сок ещё не один мальчишечий квартет, друзья не брали трубку в рот, а воспользовались чашкой – заметьте, одной на троих. Когда они причастились таким образом от Хилевой горы, в них заиграла настоящая тоска: так играет в крови только радость и зависть. Они почувствовали, что образуют собой как бы нестойкую молекулу из трёх атомов при привычном состоянии из четырёх. Выстроившись по вершинам маленького прямоугольного треугольника, приятели вдохнули воздуха из направления, где недоставало ещё одного мальчишки для квадрата, и Эрипон скомандовал:
– Поехали!
Вряд ли кто узнает, как и в какую сторону сумел Эрипон крутануть руль, но «Ванчалаза» рванула с места с неимоверной скоростью. Будь это кабриолет – все трое могли бы вывалиться. Но Мылынчи так крепко держал Поммику за корпус, что их бы и ураган никуда не унёс. По левым полосам машина обгоняла сначала 68-е и 69-е троллейбусы, потом 33-е и 67-е, потом 22-е и те же 67-е, потом 24-е... Хотя Эрипон старался не мешать «Шкодам», «ДАКам» и «ЮМЗ». К Люранинскому пляжу наше трио добралось за 14 минут, даже не воспользовавшись одноимённым мостом.
Владелец «Ванчалазы» велел своей машине передохнуть в лозняке в пятидесяти метрах от пляжа, где наслаждался речным спокойствием, чуть-чуть нарушенным лёгким пением троллейбусных моторов вдали, вполне разнотормутный народ. Вместо привычных для земных стран милиционеров патрулировали пляж мальчишки с малиновыми повязками на руках, которых представители трёх остальных каст периодически просили надуть матрац либо какого-нибудь резинового покемончика. А друзья Эрипона решили тем временем построить игрушечный город из прибрежной гальки.
Эрипон разулся и вошёл по щиколотку в воду. Вода стала напевать ему что-то утробным голосом – словно подводные гномики задудели в тысячу тихозвучных кувиклов. Мальчишка почувствовал, что вода в Раданэ несёт чью-то кровь. Да-да, это ведь не Эдем. И на лёгкий-лёгкий запах этой самой невинной – не разбойничьей! – крови прибежали Мылынчи и Поммику с встревоженными лицами.
– Розовокудрый мальчишечка был, – еле сдерживая слёзы сказал Поммику, подобрав со дна камешек и пристально разглядев прожилки телесного цвета на нём. – Наверно, петь умел лучше всех нас...
– Бывает, – подтвердил Мылынчи, вот-вот сам готов расплакаться. – Да что уж теперь, процесс-то необратимый... Вот ещё камешек с синими линиями у ребра.
Поммику взял синеватый камешек и попытался вообразить, как могли эти два кусочка иннеарской горной породы составлять единое целое. Приставил их друг к другу одним рёбрышком, другим, третьим... Ничего не вышло. А в пяти метрах от убитых практически эфемерным горем ребят резвились в воде девчонки и другие пацаны, перебрасываясь камешками с самой невероятной гаммой прожилок и мини-узоров...
Вдруг Эрипона, подошедшего к месту действия, осенило.
– Стоп, уважаемые! Тревога! – приказал он пляжникам.
Такую авторитетную личность, как сам Байр-Ильманчи, не посмел ослушаться даже господин в шерстяном свитере, наблюдавший за действом поодаль. Игравшие в камешки пляжники сразу вышли из воды, оставив «орудия» и «фишки» у прибрежной полосы реки.
– Его отправили на тот свет незаконно, – сказал Эрипон. – В противном случае пахло бы ветчиной.
Мальчишки поспешно выгребли на песок все камешки, от которых исходил запах крови. Теперь уже и Мылынчи, и Поммику чувствовали, что надо из этих камешков собрать его генокод. Им ничего не оставалось, кроме как сыграть в маджонг...
Прошло шесть часов. Ребятишки не замечали движения Омиундра по небу. Трёх камешков не хватало – остальные благополучно образовали пары, как и подобает всяким, понимаете ли, иероглифам, бамбукам, ветрам и сезонам в популярной восточной игре. Тюльпан, из которого выполз их четвёртый брат, давно уже завял и растворился в великой атмосфере Иннеары, а сами тюльпаны, к сожалению, не восстанавливаются. Генокод, генокод!.. Но, может, и по комплекту камешков без трёх единиц можно что-то узнать о братишке, которого им так недостаёт?
Галька время от времени только темнела и светлела – в зависимости от степени облачности. Тогда ребята смешали все камешки в одну кучу и пошли спать. Как они втроём уместились в салоне двухместной (если говорить о лежачем положении) Эрипоновой машины – не знает никто. Но после того, как каждый из троих увидел свой вещий сон, все сошлись в едином мнении по поводу дальнейших действий.
На рассвете первым из машины вышел Мылынчи. Его кроссовки от тоски стали зеленовато-бурыми. Такой же бурой стала и «Ванчалаза», предчувствуя сочтённые часы жизни...
Поммику всё понял, когда вышел из железной «подружки», выручившей их вчера. А уж Эрипону четвёртый братишка был и подавно нужнее, нежели четыре колеса, кузов да баранка. Из бардачка, хранившегося под передним сиденьем, он извлёк 25-сантиметровую пилу, стамеску и несколько гвоздей. Перед тем, как начать экзекуцию, печальный автомобилист вспомнил, в каком мусорнике его «подобрали» Мылынчи и Поммику, а потом прощупал несколько мест, где у «Ванчалазы» располагались наиболее уязвимые точки...
Пила вошла в железо, как в масло. Сначала не стало левой фары, потом – правого заднего колеса. Минут через десять пошли «под нож» тахометр, спидометр, рычаг переключения скоростей... А чего жалеть, – подумал Эрипон, – не троллейбус ведь... И ни он, ни его приятели не заметили, что из ампутированных частей машины стали вылетать разноцветные нити и как бы примагничиваться к одиноким камешкам под лозами. Поммику когда-то давно видел расчленение автомобиля. Мылынчи, ясное дело, «повезло» лицезреть «казнь» железной повозки в первые дни жизни. В общем, полчаса спустя недостающие камешки, хоть и во втором, так сказать, «дубле», были готовы. Возможно, Эрипон и выбрал себе именно эту «Ванчалазу», так как чувствовал, что в ней есть гены пропавшего братишки...
– Помочь? – раздался откуда-то сверху звонкий пацаний голосок.
Эрипон осёкся и чуть не ударился головой о капот, от которого уже был отпилен кусок «плоти». Подняв глаза, он увидел...
Боковым зрением он увидел, что кучки камешков с разноцветными ДНК на песке уже нет. На Эрипона, Мылынчи и Поммику одновременно смотрела смешливая-смешливая розовокудрая мордашка. Сам мальчишка был в альсазоре – это не то чтобы национальный иннеарский костюм пацана, это – как белые одежды Христа. Только у иннеарских пареньков альсазоры разных цветов бывают – кроме, конечно же, чёрного. На Ванчалэ Лазандэ (вот откуда «Ванчалаза»!) трепещущая майка с кружевными рукавами и символическими крылышками сзади была бледно-кремового цвета. Юношеские кеды с восьмиконечными звёздами смотрелись продолжением лиловых спортивных брюк, а сверху эти брюки подпоясывал гофрированный ремень с пряжкой в виде вензеля то ли с шишкой, то ли с собачьей мордой. В течение первых минут приятели ещё ничего толком не почувствовали, кроме какого-то нездешнего тепла. И лишь когда Эрипон взял за руку Ванчалэ, Поммику – Эрипона, а Мылынчи – Поммику, они почувствовали главное – квадрат. Основу иннеарской ячейки общества – да и не общества собственно, а скорее биоценоза.
Когда вернувшийся с того цвета Ванчалэ, разрыдавшись, припал лбом к Эрипону и энергия распределилась равномерно между всеми четырьмя братишками, машина без особого труда обновилась. Но Эрипон уже не хотел её водить. Он предложил её повести тому, благодаря которому в данном кондоминиуме уже не было бреши для потенциального проникновения ненужных чувств. Ванчалэ сначала удивлённо вскинул брови, а потом с любовью оглядел лимонный корпус своей искрящейся в свете Омиундра тёзки.
– Ты мне доверяешь управление своей машиной с одиннадцатой минуты знакомства? – спросил он Эрипона.
– А какая разница? Это тебе что, Украина, что ли?
Долго-долго, кемаря на коленях приятеля, Эрипон слушал, как Ванчалэ был частично пеной и частично галькой, как его приняли за разбойника и отрезали ноги, как его душа посылала дожди клеверам и василькам и беседовала с мякусиками...