Ночная фантазия

Плодов ночных чудесное свеченье
так удивляешь ты зеницу глаза:
шар из стекла и невесомость газа,
и вот уже ночное приключенье!

И слышу я, как некто в экипаже...
в цилиндре… бледен, как и вы, и я...
(по бледности мы, может, и родня!)
на встречу с тенью, что торчит плюмажем,

спешит.  — Зачем? Постой же! Погоди!
Не следует встречаться вам у речки!
Но он не слышит: так невнятны речи,
невнятны звуки робкие мои.

И я в отчаянье!  Мне не успеть до света,
не обучиться пенью при луне!
И тот фонарь сооружён для смеха,
но не до смеха — уж поверьте! — мне.

Я знаю, знаю, я ведь не чета
тому, кто мимо едет в экипаже!
Но всё ж дерзну  — хоть и не стану краше
я белой плоти белого листа,
остановлю я всадника с плюмажем,

не дам ему во времени пути!
И Ты, Господь, за это уж прости,
и дерзость в добродетель возведи:
да будет дерзость высшим пилотажем!

Ведь чёрен всадник! Гробовщик и смерть!
Конь вороной... и тоже — в чёрных перьях!
Предчувствие, поверье, суеверье —
заледенело, образуя твердь.

И некто (тот, что бледен… и в цилиндре!)
проедет мимо — в тёплые края.
И теплится надежда в том моя,
и близость цели — сердцу — очевидна!

А тот, другой? Свернёт, быть может, шею?
А может, проще: обо всём забудет?
Настанет завтра. Путник в нём прибудет
к печали юга... (Не о том жалею!)

Из южной дали, может, и отпишет —
накоротке — одно мне письмецо.
Я не отвечу: не снесу печали!
И море слёз о нём пролью ночами,
уткнув в подушку мокрое лицо…

Но вот рассвет. И фонари бледнеют.
Судьба поэта так и не ясна...
В своих чудачествах тебя виню, весна,
но о прогулке ночью не жалею.

Я уверяю вас, что суть моя бедна,
как всхлип, как вздох, как крошки от печенья...
Но дня я не боюсь разоблаченья:
я не свечусь, хоть как фонарь, бледна.

Вместилища туманностей горящих!
Я трепещу от страха перед вами,
но  к вам лечу... и вместе с мотыльками
ищу...
Чего?
             Кто ищет — тот обрящет!

6-7.03.2003