Чьи следы?

       Когда я училась на втором курсе техникума, наша дружная группа решила зимой пойти в лыжный поход по Алтаю. Сейчас, спустя почти пять десятилетий, понимаешь, что не ценили мы тогда молодости, сил, здоровья, просто не задумывались над этим. Красоту природы принимали как что-то само собой разумеющееся. Горы …  В них совсем по иному ощущается ночное небо. Оно чёрное, бархатное, таинственное, словно звенящее едва слышимым звоном. Огромные звёзды смотрят на тебя изучающе и словно перешёптываются друг с другом. Кажется, что ты можешь потрогать их руками,  так низко они нависают над тобой. Дым костра … Его запах остался в памяти навсегда. Иногда вдруг пахнёт до боли знакомым, ни с чем не сравнимым духом горящих сухих сосновых сучьев - и память тут же выхватит какой-нибудь эпизод из прошедшей юности...
       Проходя на лыжах километров по двадцать пять в день с тяжёлыми рюкзаками за спиной, мы наконец добирались до очередной бревёнчатой избушки, в которой всегда находили (по неписаному таёжному закону) дрова, спички, соль, крупы. Тоже самое мы оставляли после своего ухода. Мне часто приходилось заниматься приготовлением пищи. Я не отказывалась, нравилось  готовить на костре. Сваришь, к примеру, ведро горохового или перлового супа с тушёнкой, на второе – плов и на третье – ведро какао, ну просто объеденье!
       Однажды, когда мы ужинали в избушке при тусклом освещении керосиновой лампы «Летучая мышь», я, перепутав в потёмках вёдра, налила кому-то из ребят в кружку вместо какао горохового супа. Инструктор, незаметно подав знак «пострадавшему», громко и непринуждённо обратился ко мне:
        - Наташа, плесни-ка и мне ка-ка-о!
        Все замерли в напряжённом ожидании. Не чувствуя подвоха и в это время переговариваясь с кем-то, я «плеснула» из того же ведра в его кружку.
        - О-о-о, да у нас сегодня ещё и компот! - весело объявил он, сосредоточенно вылавливая ложкой кусок тушёнки.
        - Интересно, а где ты взяла сухофрукты? На базе-то ими нас не отоваривали?!               
 Все дружно засмеялись вместе с попавшей впросак поварихой...
        Наравне со всеми переносила тяготы туристического похода и Аннушка, спокойная миловидная девушка, имевшая весьма отдалённое соприкосновение с медициной (Умела делать искусственное дыхание.   Слава богу в походе это никому не понадобилось!) Так вот, в связи с этим ещё на базе ей предоставили полномочия медсестры, естественно только на данный маршрут. В своё распоряжение она получила небольшую аптечку, в которую входили вата, бинты, йод, таблетки, а главным компонентом содержимого этой аптечки была  бутылочка, при виде которой большая часть мужского состава нашей туристической группы настойчиво осаждала «медсестру». У одного начинал вдруг «нестерпимо» ныть зуб, другой вспоминал об «отмороженном» ухе, а у кого-то саднили примёрзшие позавчера к лыжным ботинкам пальцы ног. И у всех возникала экстренная потребность: согреться, растереть, прополоскать. Аннушка, бывало, даже всплакнёт чуток, стойко сберегая драгоценный запас дезинфицирующего и согревающего средства. Но это мало помогало, всё равно выпрашивали; потом радостно тёрли свои и без того красные носы и уши, лили за щёку, на «больной» зуб, принимали «для сугреву» и так далее.   
        Как-то раз заболел зуб и у меня: нельзя идти в поход с больными, незалеченными зубами. Аня, налив в ложку спирт, сказала чтобы я его держала во рту не глотая, пусть зуб согреется. Когда же я, подержав с минуту обжигающую жидкость, выплюнула её, то некоторых чуть инфаркт не хватил. И «медсестра» тут же получила от мужской половины нашей группы строгое взыскание и устное распоряжение: повара лечить более приемлемым способом, чтобы зря не переводить бесценное снадобье... .
        Дойдя до следующей избушки во второй половине дня, поев и отдохнув немного, мы, вдвоём с подругой Людмилой, решили пройтись на лыжах по тайге, не углубляясь  в неё, чтобы не потеряться. Больше идти никто не захотел. День был прекрасный. Сквозь кроны сосен пробивались яркие лучи солнца. Деревья, словно жалуясь, поскрипывали от мороза, но нам было не холодно. Не спеша скользили мы друг за другом, любуясь природой и рассуждая вслух о том, что нам и бояться то нечего.  Если встретится рысь, то она и сама побоится напасть на двоих, косолапые сейчас в зимней спячке, им не до нас, да и волков мы ни разу за весь поход не встречали.
        Через некоторое время мы заметили справа от лыжни чьи-то следы, они были совсем свежие. Кто-то недавно прошёл в валенках. Мы с подругой стали строить догадки: кто же это мог быть? Может, прошёл егерь, а может, лесничий проверял свой участок? Пройдя ещё немного, я заметила, что с одной сосны содрана кора, причём недавно, и валяются сломанные ветки. Возле другого дерева на снегу лежала кучка экскрементов какого-то животного, а на высоте примерно полутора метров на стволе висел клок бурой шерсти. Продолжая свой путь, я снова заинтересовалась следами валенок. Они мне показались немного странными.
        - Слушай, Люда - сказала я, - посмотри, что это за полоски впереди у каждого следа? Ровно по три на каждом?
        И тут вдруг в голове мелькнула страшная догадка: сломанные ветки, клок шерсти, следы «валенок» с полосками от когтей... . Медведь! Шатун! Мы молча развернулись и понеслись, так же молча, к спасительной избушке. Достигнув её порога в рекордно короткий срок, побросав лыжные палки и сами лыжи в снег, ворвались в избу и, не замечая недоумённых лиц своих товарищей, еле переведя дух, одновременно выпалили:
        - Медведь!!!
        - Где? - прозвучало хором.
        - Следы!!! - выдохнули мы.
Даже толстые бревенчатые стены не смогли заглушить мощный взрыв  хохота.  Зато нам с Людмилой было, поверьте, не до смеха.