Очерк

Словно тысячи лесок сжали забытые шрамы и сыграли мелодию на них. Увечья отражают острые струны, что скользят по нанесённым повреждениям.

Леска, леска, порвись,
Я устал каузалгии крылья считать.
Разбуди во мне жизнь,
Я не хочу спать.

Сегодня я проснулся от жгучей боли на своих шрамах по телу. Три часа тёмного времени.
Я проснулся и понял, что жив. Пусть с огромною гнилью у жил, но я жив.
Я жив, жив, чёрт возьми.
Но боль моя нарастала и тянула в ночные, страшные, жизнью пропитанные, мирные, но гуманизмом забытые, кварталы души.
И я заблудился в тот час и тот миг. Я умер двенадцатый раз. Но, кажется, никак не привык.

Я не готов сочинять ассонансы, и лишь апофему черчу пирамид.
Я не слушаю литургию и не рисую прекрасных картин.
Я хорды везде нахожу и призмы сечения знаю, но я так не понял, что значит любить хореи и рифмы с особенной фразой.
Я неправильно буквы в тетрадях пишу,
Но числа считаю, что разум трещит.
Я устал говорить всем, как антитезы порезали душу,
И как жутко от этого, жутко.
Двенадцатый час,
И числа всё же забыты.
Я врал, и навру и не раз.
Я знаю композицию драм,
И не знаю как ищут параболу.

30 апреля 2016