А я всего лишь - чёртов одинокий менестрель

Ведьмы горят - красные тюльпаны - на костре -
В чёрных башнях кротами притаились чёрные маги.
А я всего лишь - чёртов одинокий менестрель -
И я всё слишком ясно вижу - и понимаю.

В этом мире, который мне противен и чужд -
И колет кожу - точно шарф огрубелый.
Сколько раз я кричал  - не хочу -
Сколько раз я не хотел - но делал?

И всё было ясно - до боли - до остроты -
Оставалось всё превращать в шутку.
И давно уже безнадёжно остыл,
Тот костер, на котором не сожгут меня.

И я работал шутом  - работал? Ха!
Скорее, изгалялся и издевался.
И упражнялся старательно во всех грехах.
Дабы заслужить билет в казино адское.

Всё слишком ясно - слишком глупо и старо -
И повторяется - всё - год за годом - час за часом -
Я тысячу раз - брался за своё перо -
И десять тысяч раз его снова отбрасывал.

Брался - хватался за лиру - кифару - гитару - рвал
Струны - зубами - пальцами - нервами - кошками.
А где-то из пасти вечно голодного рва
Разложившимся зомби ползло неотсекаемое прошлое.

А ведьмы горели - а костры смотрели в небеса -
Рыжими глазами - злобных заигравшихся детишек.
И никто в этом мире никого не хотел спасать -
И никто в этом мире никого по-настоящему не слышал.

Только горла пилили ножи гитар -
Только глаза - хрустальными слезами полнились.
Я понимал, что планета, кажется, не та -
А эпоха - для меня неподходящая тем более.

Я сдирал с себя - то дурацкий камзол -
То сутану монаха - инквизитора-мучителя.
Можно было, конечно, бороться со злом -
Но как, чёрт побери, от добра отличить его?

Добро и зло - всё одна канитель -
Одна шайка - ну их в чёртову бездну.
Можно было, конечно, взять и улететь -
Да только крылья у меня при рождении отрезали.

Помню - был хирург в помойном пальто -
Почему-то он называл меня маленьким Оменом.
Думал, что я умру - надеялся на то -
А вот я взял да и выжил - видимо, назло ему.

Хотя и кровоточила после ампутации спина -
Перья падали - наземь - грубо острижены.
Этот хирург лишил крыльев меня -
А я зато - после лишил его жизни.

И вот - так и живу - кружу с тех пор -
Шестьсот шестьдесят шесть лет - изображаю монстра.
Может быть, со мной захочет пообщаться чёрт -
Он ведь, говорят, мой хоть и дальний, но родственник.

Может быть, мне и не подходит этот мир -
Только другой почему-то пока не предлагают.
И я остаюсь менестрелем, чёрт возьми -
И немного чёртом - хотя и обделён рогами.

Впрочем, я и без рогов - дьявольски хорош -
Что в мужском камзоле, что в женском платье.
Я в тысячу первый раз берусь за перо -
Чтобы, наконец, об этом балладу написать мне.

А потом - бренчать и петь по кабакам -
И по пышным залам расфуфыренных графов.
И никто так и не поймёт наверняка -
Что всё это - наичистейшая дьявольская правда.

Да, под пышными кудрями не видны рога -
Но нахальна донельзя моя речь - и поза.
Вы можете несчастных ведьм сжигать -
Но меня вы уже не сожжёте - поздно.

И так - между пальцев - век за веком течёт -
И я прихожу туда, где меня не ждали.
И, господа, кстати - я и есть сам чёрт -
А не какой-то его родственник дальний.