Поролоновый котенок

    Вот потому что Илье Дмитриевичу в свое время не достало до самого дна, прежние стены должны были быть оставлены поносить. Давно известный факт привлек бы внимание постового милиционера, если бы нашедшие стрелку сразу восполнили презумпцию индикативности.

    Было это жарким июнем, поскольку превосходящие силы натурщиц не до конца еще изучены в аспекте воспитания гласности. Кошмар давно выветрился — кто еще живет? Я понял, что в небе возникает огненная полоса, ведущая на тридцать седьмую параллель, однако зеленые и необученные комиссары общественного сознания не нашли правды, забыв заглянуть в колодец по улице Мальцева, где на очереди в магазин давно поставлен жирный крест. Вы думаете, легко бросить все и долго, нудно трепаться об поручень за то, что наши предки еще вчера не нашли уже седьмую половину? Это, несомненно, эхо — поскольку можно бы и выбросить, но крепче от этого станет элита. Вот возьмем, допустим, станок и зальем его горючим бензином. Возникает пыль.

    Законы сознания не должны быть игнорируемы повсеместно; и я про это не вздумал заикаться в книге. Кто-то должен с утра пораньше, встав на ноги, выключить свет затем, чтобы стало темно.

    Затем стало на дыбы. Я нашел их в седьмой параллели, куда не возвращаются за двери, если не возмутить пафосный покой. Впредь не стоило, конечно, обращаться к последнему случаю, но больно уж гитара была хорошая! Помнится, зелень опять куролесила, как возмущенный покоем фермион, но затем стало лучше, затем стало тише, и как-то все прозрачно по случаю вышедших правил... Кормовые все были отданы, и в сумраке сломались сумерки. Эта последняя подача окончательно заразила своим воем кота, возжегся и, возжелав славы, отринул все прошлое, что еще не закрыто было в сумерках. Бах! бах! бах! — стучало на подъезде, и гравий катился весело, как в дни от Сотворения, за славу не вошедших в меморандум стихов о последнем пристанище тетерева.

    После уж было хорошо изучено; и кошка. Кошка сразу как рванет! что только ее и видели у подъезда, где меморандум должен был обозначать окончательную победу над террором позабытых в спешке чайников. Я прав, потому что как никто представляю себе последствия такого поведения, при котором сам факт следовало бы признать полной отдачей и, поразмыслив, отнести к фермионам.

    Нежаркое выдалось лето позапрошлой осенью — но что поделать? кто бы мог измыслить, зачем мы собираем эти строки, и как есть их преданье — как оно заменит нам кошку. Поправ, поставив на лето, на коня, поставив на попа — что возмущенно глядеть, если выпал и впал, если выпал за смыслом — которым закусывать? Когтями, когтями съедаем бумажку, и когда еще все хорошо, не забудь, положив на коня свою мысль, что предстанет еще то, за что боролись фермионы, и кого тогда откусывать, зачем? Вот возьми и иди, хорошо не по трубам, компенсацию выдать придется.

    Прав был Егор: не закончит, и не надо. Не за чем, не к чему привязать стальные тросы легких рук. Не по правилам.