Испытайте свою Совесть

                Что было, то и будет;
                и что делалось, то и будет делаться,
                и нет ничего нового под солнцем... "Экклезиаст"

    — А мне говорила — не покупай вещей впрок — плохая примета, так я же не верила, куда ч теперь всё это  дену?
    — Так оставь – ещё родишь.
    — А это не плохая примета от мертвого оставлять живому?
    — Да где он у тебя мёртвый, ты его, что видела что ли, - злился кто-то.
    — Да они еще не могут жить – значит ничего и не мёртвые, — поддерживали версию, что ничего страшного:  вон, сколько баб аборты делало, а тут же, вместе со всеми и лежат.
    — Прекратите вы травить душу, — не выдерживали этих речей самые слабонервные, те, которые хотели именно этого ребенка, а не просто так где-то там залетели.
    Но разум на такой жаре отказывал, и всё вращалось в одном кругу, зудело как мухи: будет ли им за убийство детей что-то плохое в судьбе, или нет. Будут ли они им сниться с вопросом: За что? Зачем? Но никто ответа не знал, а между тем конвейер выпускал из своих объятий все новых несостоявшихся мамаш. То есть, возможно, они состоялись раньше, или состоятся потом — но вот этих детей уже не будет никогда. Почему-то после пламенной речи той кричавшей о проклятии на головы всех причастных, до сознания стало доходить, что что-то не так. Ибо так просто не должно быть. Ответа ни у кого не было.
    Спустившись вниз на крыльцо покурить, Светлана Аркадьевна, которая баловалась этим только в исключительных случаях, в основном в кампании, чтобы привлечь внимание к свои красивым рукам, поддержала разговор покуривавших врачей-мужчин, самым неожиданным образом:
    — А я поверила в бога — точно нам этот грех не простится.
    — Ну, ты, Светка, даёшь. Ты ж врач-гинеколог, атеист до гробовой доски, очнись, какой бог? — мужчины не верили своим ушам.
    — Я точно уверена, кто-то нам это зачтёт, пусть не бог, но всё, что тут происходит — обязательно даст о себе знать, — руки у женщины заметно дрожали, и все предпочли за лучшее промолчать, кому оно надо, это мракобесие.
    — Но ведь, говорят же, убивали там когда-то младенцев, — вдруг выдал кто-то в поддержку Светы.
    — Ты еще вспомни, что при царе горохе за неверие в эту муть сжигали на кострах, — атеисты не сдавались.
    — А хочешь сказать, что не сжигали?
    — Лучше бы подумали, что действительно здесь сейчас происходит, а не кидались друг на друга, — Света погасила сигарету и пошла наверх.
     Ира тем временем продолжала заниматься больными, Эмилия потихоньку отошла, но в ту палату больше заходить не желала, впрочем, Ира и не настаивала. Она и сама могла справиться. Ещё только ночь. И всё. Дело двигалось медленно, с перебоями, но, тем не менее, всё шло своим чередом. К ночи обещало уменьшиться количество капельниц, поскольку потихоньку эта раковая опухоль рассасывалась. Когда вечер окончательно вступил в свои права, с полей немного потянуло прохладой. Но ветра на удивление все эти дни практически не было, никакого движения воздушных масс. Воздух висел, как будто его тут приклеили навеки вечные.
    Всё еще попадались экстраординарные случаи, но все понимали ещё немного — и свобода  от сумасшествия этих дней. Эти уедут, и больше их, разумеется, никто из врачей не встретит,  вспоминать об этом не хотелось. Все забудется — на то и память, что бы помнить только то, что человеку нужно в жизни. А это никому не нужно. Что там у них случилось со временем, разумеется, прояснится, думали медики, но тогда, возможно, оно будет уже никому и не интересно. Короче казалось сбыть бы их с рук, и всё станет на свои места.  Женщины тоже рвались домой. У каждой было свое горе и своё счастье в этой истории. Кто хотел ребенка, кто не хотел — а всё для всех закончилось одинаково.
    Какая-то дурёха всё рыдала в ночном коридоре: что у неё парень в армии, как она ему напишет, что убила ребёнка, ведь в письме всё не объяснишь, они, ведь, только потому и побежали расписываться перед самым призывом, чтоб её в деревне не засмеяли, что нагуляла мальца. Ира, как умела, пыталась, рассказать, что и она в таком же положении, то же парень в армии: ты жди — там видно будет.
     — В таком, да не в таком,  — не унималась девчонка, — вдруг он, что с собой сделает? Он же нервный - страх.
     Но Ирина всё понимала, и думала: «Не дай бог в таком.»
    А потом она пошла перед рассветом немного поспать в процедурной, Эмилия уже прекрасно могла обойтись без неё. И ей даже как будто начал сниться сон, кто-то в белом вёл её за руку по тёмному-тёмному пространству, как вдруг, заговорила не выключенное на ночь радио, и  на всех этажах зазвучал женский голос: «Говорит, Москва. Передаем сигналы точного времени.»  Потом его сменил мужской: «С Первым мая вас, товарищи. С днём международной солидарности трудящихся».

               


© Copyright: Осенний-Каприз Капри, 2011
Свидетельство о публикации №111081503459