Страсти Гийома

«Страсти Гийома»
из цикла -Реабилитация-
(посвящается Гийому Аполлинеру)

О Небо, Ветеран в немых обмотках,
Во славу вечности поёт.
К Европе ластится раскатисто, как море,
И стонет, как вулкан, гул китобоя.

Простит ли мне весна грехи,
Под холод пролетевший в беспорядке.
Сквозь ставни, сквозь стекло,
Сверкая гильзой, 75-го калибра.

Мы все сегодня так устали,
Иль просто выдумали нечто, что любовь.
А может та любовь судьбу околдовала,
Ибо в дни прочие мы все без устали воркуем.

С тобой бы разделил я своё ложе,
Простите! Но мы ведь на войне.
Сейчас мне виден образ городского пса,
Как всадник мчит он, покрывая вечность улиц.

В вечерней мгле вовек не разыскать рассвета,
В золе всё в дым и всё смешалось.
Притворное — и в этом наша суть,
И в этом наши дни существования.

Ноктюрн или романс, в котором сердце тонет, —
Кто украшал тебя бывало,
С моей Смиренницей, чей взгляд,
Умчался в орудийных громах.

Я верно полагал, что нет ей равных,
В двух бёдер бархата пленений.
Она принцесса острова Борнео,
Сновидица с дыбящимся вверх бюстом.

Она любила распевать: «Мечтаю!»
Берёза гаснет и по ней.
Вся красота её, все переливы на свободе,
Как эхо в церкви при закате.

Её душа — дитя: её бы укачать,
Разрезан нежный, чёткий образ,
И красота, когда в забвение мгла,
К ногам её ползёт и устилает.

Как у возлюбленных сплетаясь в ветви,
Взлетают облака, стыдясь небесных отчуждений.
Того кто вымышлен, но мне всего милей,
Те Ангельские взоры сквозь деревья.

Внезапно вечер, нам пора нырять,
Вы слышите, что это за прелесть.
Как ноги буквой «Л» распахнуты в полёте,
Дрожат меж мыслью и словами.

Влекут нас цепи в глубине,
Спустились мы к воде прозрачной,
Сидим во тьме и склёвываем фазы,
Понять секрет нам вовсе не дано.

Эх, мастер-ювелир, грустит эквилибрист,
Твоё воспоминание, как прикованная птица.
Верховные коты лежат у врат,
В объятиях любви прощально омертвевши.

Жизнь город делает живым и что ни час,
Она вся тянется как луч, ко мне в ладони простилаясь.
День, близясь к вечеру, томится,
Поди веселье удержи.

Ни в будни, ни по воскресеньям,
Гребцы запели старые напевы.
Мотивчик флейты волчьей, рьяной,
Так мастерски импровизирует актёр с экрана.

Покинул я тот сказочный дна край,
И светлокосых дивных скал построек.
Под розами, под мраморною пеной,
Лечу к той с кем в безмолвных поцелуях.

И волшебством явил я Пана,
Как Запах времени, как треск песка.
Что триумфальная грохочет колесница;
Вселенная покоится в ветрах.

Кто лев царящий в клетках вашего сознания,
Кто столь так чист и мощен интеллектом,
При этом он живёт, как в кроличьей норе,
Во тьме спускаясь словно полночь.

И я бы мог...а чем я плох?
Вот херувим, рождённый в бездне серой.
Мелькают дни друг перед другом,
И на латыни мёртвый ибис.

Слова, как бивни у слона,
Вся пыль, вся кровь — хоть душу изгвозди.
Взгляни на струи из земли,
Столь демонстрирующие жест жрицы.

Пока не превратится в бабочку,
Мой голубь, нежность, дух святой.
На севере есть мухи-Боги,
Они желают править миром.

Все люди — кровь. Жестокий час!
Нет, не услышь их пенье.
Пусть будет лирика проста,
Пусть смерть прибудет, чем иные люди.